06.27.1232. Барна, Кайтар
Лампа под потолком мигнула, потускнела, тонко зазвенела нитью. Какое-то время она явно раздумывала, не отдохнуть ли немного от тяжкой работы, но решила не пренебрегать служебным долгом. Настольная лампа повела себя менее достойно: замерцав, она тут же потухла совсем. На бумаги на столе легли тени, а складки на задернутых шторах, покрытых рубцами старых шрамов, превратились в мрачную паутину лунных каньонов. Доктор Сантонелла Чико нахмурился. Опять что-то на подстанции? Или просто давно прогнившая проводка в больнице святого Мейсера отказывается служить так, как положено? Надо все-таки извернуться и выделить деньги на ее ремонт. Ладно, когда лампы просто гаснут — а если короткое замыкание и пожар?
Он отодвинул стул от стола и поднялся, потягиваясь и хрустя суставами. Складки жира на талии, которые так и не удавалось, да и не особенно хотелось согнать, огорчительно дрогнули. Ну, хоть какой-то повод оторваться от горы бесконечных бумаг и пройтись по больнице обходом. Хорошо, когда государство наконец-то вспоминает о необходимости заботиться о своих гражданах, и на больничный счет начинают втекать не только скудные капли финансирования от церкви Рассвета, но и тоненький ручеек государственных средств. Хорошо — даже с учетом того, что непосредственной причиной послужил пинок от паладаров. Плохо, что ручеек того и гляди перекроет плотина из форм и отчетов, которые треклятые бюрократы (не иначе, в качестве мести) требуют оформлять по дюжине в декаду. Карраха! Свалить их, что ли, на тессу Фьюченцу? В конце концов, она заместитель директора. Женщина она не слишком умная, но усердная — вот пусть и возьмет на себя бумажную рутину, высвободив ему время заниматься больными. Точно, завтра же утром торжественно перераспределим обязанности. Управлять финансами ей позволять нельзя, поскольку экономическая сметка у монашки полностью отсутствует, несмотря на высокий ранг пасанты, но для заполнения статистических таблиц и отчетов по расходам много ума не нужно.
Так, ладно. Не время предаваться праздным раздумьям. Нужно пройтись по всем трем этажам и проверить, что случилось. Если и в самом деле проблемы с городской электросетью, то нужно убедиться, что хотя бы тревожные кнопки в палатах действуют. Да и время уже к полуночи, на улице стоит густая тьма. Пора совершить последний обход, проконтролировать дежурных — и по домам. В конце концов, бумаги до завтра никуда не денутся. Сантонелла постучал пальцем по настольной лампе (загораться та отказалась, и доктор щелкнул выключателем, чтобы она не включилась ночью, если электричество восстановится), погасил верхний свет и вышел в коридор первого этажа.
В поздний час больница уже спала. Немногие ходячие больные разбрелись по палатам, из дверей которых выползали тусклые лучики света. Еще более тусклые дежурные лампы под потолком едва горели, и в коридоре стоял таинственный полумрак. В небольшом холле, заменявшем сотрудникам больницы святого Мейсера ординаторскую и медсестринскую комнаты, сидели две монашки-сервилы — Пикаччо и Селия — и одна вольнонаемная медсестра, пожилая грузная женщина под шестьдесят, дэйя Розалия Арасия. Все трое дружно стучали вязальными спицами (на полу на ниточках подпрыгивали шерстяные клубочки) и о чем-то переговаривались негромким шепотом. Пульт вызовов в свете двухлампового светильника возвышался черным надгробным монументом отсутствующему току: техника, и без того не новая, все-таки объявила забастовку и выключилась. Так. Теперь больным в палатах остается лишь орать во все горло в надежде, что их услышат. А кто услышит, если все дежурные собрались здесь?
— Добрый вечер, дэй Чико, — дружным хором поздоровались кумушки, не переставая вязать.
— Вы уверены, что добрый? — саркастически осведомился доктор. — Палатная сигнализация не работает, видите? Тесса Пикаччо, дэйя Арасия, по-моему, ваши рабочие места находятся совсем не здесь.
— Ох, и в самом же деле не работает! — удивилась монашка, бросая взгляд на пульт. — Да и темно чегой-то. Опять с лепестричеством не так, помилуй нас господи? Вот уж заболтались так заболтались. Пойдем-ка, Рози, а то не ровен час, приспичит кому-нибудь утку…
Пикаччо сложила спицы и, кряхтя, подняла с пола клубки, вручив один коллеге.
— Уже идем, дэй доктор, уже идем! — закивала Арасия, поднимаясь. — А что, со светом только у нас плохо? Ну-ка, гляну-ка я на улицу…
Она зашаркала к окну и отодвинула штору, вглядываясь наружу.
— Что-то мутно там! — с недоумением сказала она. — Туман непроглядный, фонарей почти не видно.
— Туман? — переспросил Сантонелла. Он тоже подошел к окну и вгляделся.
Действительно, вместо пары уличных фонарей, располагавшихся недалеко от окон, за стеклом виднелись лишь два смутных пятна в густой серой мгле. Странно. Туман — в конце лета, да еще и после солнечного сухого дня? Доктор отщелкнул шпингалет и потянул скрипящую створку на себя. Нет, сыростью с улицы не пахло. Через щель потекли серые полупрозрачные струйки, закручиваясь небольшими плотными клубами, даже и не думавшими растворяться в помещении.
— Что за чушь такая? — пробормотала Арасия, помахивая рукой. Ее ладонь проходила сквозь клубы без видимого эффекта. — Горит там, что ли, что-то? Да нет вроде, гари не слышно…
