Статья была впервые опубликована в двухтомном труде «История русской общественной мысли» в 1907 г.
«Интеллигенция есть орган сознания общественного организма» — так в добрые, старые времена определяла значение интеллигенции так называемая органическая теория общества [1], в настоящее время окончательно опровергнутая; тем не менее мы всецело принимаем такое определение, обращая однако внимание не на его неудачную внешнюю форму, а на его глубокий внутренний смысл. История русской интеллигенции есть история русского сознания именно потому, что первая является носительницей второго. Глубоко прав по существу дела был И.Аксаков, определявший интеллигенцию как «самосознающий народ» и указывавший, что интеллигенция «не есть ни сословие, ни цех (мы бы прибавили теперь: ни класс), ни корпорация, ни кружок… Это даже не собрание, а совокупность живых сил, выделяемых из себя народом»…
Интеллигенция есть орган народного сознания, интеллигенция есть совокупность живых сил народа… Мы принимаем эти определения, но в то же самое время не можем не отметить их неопределенность; эти верные, но расплывчатые формулы нуждаются в более резком отграничении и ограничении. В чем выражается народное сознание? чем сказываются живые силы народа? вот вопросы, на которые прежде всего нужно ответить; необходимо ограничить термин «интеллигенция» вполне определенными рамками, отграничить его от соседних понятий ясно проведенной линией. Иначе говоря, надо прежде всего найти основные признаки определяемого нами понятия.
Первым и главным из этих признаков является следующий: интеллигенция есть прежде всего определенная общественная группа; этот признак дает возможность установить исходный пункт предлагаемой работы и в связи с последующими признаками определить время зарождения русской интеллигенции, точку начала ее истории. Этот признак указывает на существенное различие между отдельными «интеллигентами» и интеллигенцией, как группой. Отдельные «интеллигенты» существовали всегда, интеллигенция появилась только при органическом соединении отдельных интеллигентов в цельную, единую группу. Люди, характеризуемые определенной суммой выработанных трудом знаний или определенным отношением к основным этико-социологическим вопросам, всегда существовали и всегда будут существовать, но они еще не образуют собою интеллигенции, как группы. Так, например, отдельными русскими «интеллигентами» были в XVI веке князь Курбский, Иван Грозный, Феодосий Косой, этот типичный русский анархист; в XVII веке — Матвеев, Котошихин, Хворостинин; в начале XVIII — Петр I, Татищев, Ломоносов и т. п.; однако ни в шестнадцатом, ни в семнадцатом, ни в восемнадцатом веке в России не было интеллигенции. Точно так же и в настоящее время могут быть отдельные «интеллигенты», обладающие высокой суммой выработанных трудом знаний, но не входящие в группу интеллигенции; мы увидим ниже, что ученейший академик и профессор может не принадлежать к интеллигенции в принимаемом нами смысле этого слова; по верному замечанию Лаврова, термин «интеллигенция» отнюдь не связан с понятиями о каких бы то ни было профессиях. К группе интеллигенции может принадлежать полуграмотный крестьянин, и никакой университетский диплом не дает еще права его обладателю причислять себя к интеллигенции. Ниже мы еще остановимся на этом вопросе, а теперь проследим дальше, каковы следующие основные признаки исследуемого нами понятия.
Итак, интеллигенция есть определенная общественная группа; это условие необходимое, но еще не достаточное для характеристики понятия «интеллигенция». Подобно тому, как всегда существовали отдельные «интеллигенты», так же точно всегда существовали и тесно сплоченные группы наиболее образованных людей своего времени, объединенные или солидарностью программ, или солидарностью действий. Так, например, в России в XV веке были группы «интеллигентов» своего времени, объединенные, с одной стороны вокруг, Нила Сорского, с другой — вокруг Иосифа Волоцкого [2]; все религиозные разноречия последующих веков русской жизни всегда концентрировались в тех или иных группах, объединенных той или иной идеей. Таким же образом и политические разногласия дифференцировали русских людей на отдельные группы; так, например, уже с XVI века начинается ясно выраженное западническое течение в определенной группе «интеллигентов»; так, мы имеем партию приверженцев Максима Грека [3]; в начале XVII века видим так называемую польскую партию среди бояр [4] (Салтыковы), далее, имеем киевскую школу [5], наконец, в начале XVIII века видим группу шляхетства и кружок Татищева [6]. Но однако, несмотря на все это, мы не можем начать историю русской интеллигенции, как группы, ни с Нила Сорского, ни с Ломоносова, ни с Татищева, ни с Петра Могилы: все эти отдельные, разрозненные группы не связаны друг с другом тесной преемственностью — ни логической, ни хронологической; это отдельные эпизоды, крайне важные для истории русской культуры, но не имеющие отношения к истории русской интеллигенции.
Итак, вот второй основной признак интеллигенции — преемственность; интеллигенция есть группа преемственная, или, говоря математически, она есть функция непрерывная. Такая группа русской интеллигенции существует с середины XVIII века; с тех пор, со времен Новикова, Фонвизина и Радищева, русская интеллигенция живет уже полтораста лет; она растет, развивается, она иногда делится на подгруппы, но ее развитие — непрерывно, она как группа — преемственна. Одна общая идея (какая — мы увидим ниже) связывает эту группу в непрерывное целое; кроме того, независимо от этой общей идеи русскую интеллигенцию с середины XVIII века связывает общее действие — борьба за освобождение. Эта вековая, эпическая борьба спаяла русскую интеллигенцию в одну массу с невероятной силой сопротивления; эта борьба закалила русскую интеллигенцию, как огонь закаливает сталь; эта борьба выковала из русской интеллигенции такое оружие, какого нет и не может быть в иных странах, у других народов.
