Эту историю я рассказывал еще в 1945 году своему сыну Всеволоду. Но сейчас его нет, и он никогда уже не сможет прочитать книгу, которую так ждал. Теперь с повестью ознакомятся тысячи мальчиков и девочек, таких же смелых, честных и отважных, каким был он. Светлой памяти сына посвящаю эту повесть.
– Не узнаете?
Высокий парень ростом под самую притолоку стоял в дверях и широко улыбался мне, как старому знакомому:
– Я – Молокоед. Помните?
Откровенно говоря, я давно перестал думать о Васе. Шустрый чернявый мальчишка с озорными карими глазами встретился на моем пути и исчез. Я знал, что его книга имела неожиданный успех и была дважды издана в Свердловске и раз в Москве. Знал и то, что Вася был теперь геологом. Впрочем, об этом можно было догадаться, увидев загорелое лицо и рюкзак.
Мы поговорили, и Вася спросил: – Вы знаете, что у меня в сумке? Он передал мне рукопись и высыпал на стол ворох писем. Все они были адресованы Васе Молокоедову. Я вытащил из первого попавшегося конверта письмо и прочитал:
«Дорогой товарищ Молокоедов! Мы отдыхаем в лагере имени Гайдара в Новосибирске. По вечерам собираемся в палате и читаем книги. И вот мы начали читать „Тайну Золотой Долины“. Книга захватила нас целиком. Мы прочитали ее за два вечера. Вот это здорово! Ну и приключения достались на вашу долю! Нам тоже хотелось бы быть такими же решительными, смелыми, сообразительными, как вы, Дубленая Кожа, Федор Большое Ухо и Белка.
Очень интересно узнать, чем вы занимаетесь сейчас? Где ваши друзья? Встречаетесь ли вы? А где Рыжая Белка? Что случилось со стариком и Белотеловым?
Вы нам обязательно ответьте на письмо, мы будем ждать. А то, что девчонки плаксы, – неправда. Мы очень много бегаем, прыгаем, играем в казаков-разбойников. Приезжайте в лагерь. В лагере у нас 500 человек. Всем будет весело послушать про ваши приключения.
До свидания, ждем вас в гости!
Наш. адрес: Новосибирск, Барышево, пионерлагерь имени Гайдара, девятый отряд».
По мере того как я перечитывал письма, передо мной вставали все эти мальчики и девочки, которым очень нравились приключения Молокоедова и его друзей в Золотой Долине. Одни писали, что «играют в Молокоеда», другие спрашивали, как стать геологом, третьи просили совета: учиться ли дальше или, закончив десятый класс, идти в жизнь…
– Ты, надеюсь, ответил им?
– Где же всем ответишь! – Вася обвел глазами всю эту кучу писем, фотографий и поздравительных открыток. – Ведь тут их около тысячи. Но ответить как-то надо. Хорошо бы издать, а?
Я прочитал рукопись. Чувствовалось, что писал ее уже повзрослевший человек, хотя кое-где и проглядывала прежняя ребячливость. Судя по эпиграфам, которые Вася старательно предпосылает каждой главе, он все еще остается горячим поклонником Джека Лондона и Фенимора Купера. Только один эпиграф показался мне неудачным – насчет страшных Соломоновых островов. Но, подумав, я решил оставить его: слова о том, что есть места и похуже Соломоновых островов, как нельзя больше подходили для определения фашистской Германии.
В. Клепов
– Почему у тебя вечно двойка по немецкому? – спросила Аннушка.
– Потому, – сказал я, – что фашистский язык изучать не буду.
– Язык врага надо знать, – опять говорит она.
– А зачем мне его знать, – отрезал я. – Мы с фашистами разговаривать не собираемся. Мы их будем бить!
Мне невольно вспомнился этот разговор из «Тайны Золотой Долины». Каким же дураком я был! «Мы их будем бить!» Били, били фашистов, а они все же ворвались в наш город, и теперь на каждом шагу только и слышно:
– Хальт! Вохин геест ду? Цурюк! Шнелль, шнелль![1]
Весь день по нашей улице гремели немецкие мотоциклы, танки и пушки, беспрерывно двигались автомашины, а потом как начали шагать фрицы, так у нас даже в глазах потемнело – шагают и шагают! И откуда столько взялось?
Мы смотрели на немцев со своего четвертого этажа. Мама стояла бледная-бледная и все хрустела пальцами, но, когда мы с Левкой двинулись к двери, строго цыкнула:
– Не смейте выходить на улицу!
Мы переглянулись и снова бросились к окну. А по улице продолжали идти фрицы в зеленых, надвинутых на глаза касках и с автоматами.
Потом в нашу дверь громко забарабанили.
– Кто там? – спросила мама.
– Открывайте, мы из домоуправления…
Мама открыла, и в дверь ворвались трое: маленький, весь в пыли и грязи фриц, а с ним наш домоуправ и еще какой-то облезлый тип с юркими, шныряющими глазами.
– Вер вонт хир? – пролаял немец, упираясь колючим взглядом в лицо мамы.
Мама смотрела на него сверху вниз с плохо скрытой враждебностью:
– Говорите по-русски. Я немецкого не понимаю.
– Кто тут живет? – рявкнул облезлый тип.
– Вы что же, Мурашов, у них переводчиком работаете? – спокойно и, как мне показалось, насмешливо улыбнулась мама. – Мы живем. А вы что, собственно говоря, кричите?
Этот Мурашов сказал что-то маленькому фрицу, тот распахнул дверь в другую комнату и забормотал, поглядывая на наши с Левкой кровати. Потом начал смотреть, как у нас закрывается дверь, а она у нас вовсе и не запирается: просто висит крючок и – все.
– Вершлюсс[2], – бросил фриц Мурашову, а тот – домоуправу:
– Надо сделать замок…