«Черный Ворон»

— Прогуляться не хочешь, Григорий?

Бывший воспитанник хозяйственной команды 104-го стрелкового полка, а теперь красноармеец Григорий Трояновский откликнулся на слова отделенного Александра Щукина с готовностью:

— Хочу, дядя Саша. А куда?

— По городу пройдемся, на рынок заглянем...

Через полчаса они уже выходили из ворот казармы.

Шел 1925 год. В Иркутске было неспокойно: то в одном, то в другом месте возникали перестрелки с бандитами, нередко в них принимали участие и красноармейцы, особенно, когда приходилось выезжать на ликвидации банд в районы. Совсем недавно в перестрелке с ними погиб друг Григория Иосиф Лейзин.

«Эх, Ося, Ося! — думал Григорий. — Не дожил до демобилизации. А хотели ведь вместе...»

Они шли со Щукиным по пыльной дороге вниз, к рынку. Дядя Саша обнял молодого друга за плечи:

— Ну, о чем задумался? Небось, о демобилизации?

— Да нет... Осю жаль...

— А-а... Да... Жить бы ему еще да жить... И надо же так: всего один погиб в той операции — Иосиф, самый молодой из нас. Зря мы его с собой-то взяли...

— Тогда другой бы кто-нибудь...

— Ну, мы и не в таких переделках бывали. Большое это дело, паря, — опыт. Где другой не найдет выхода — старый боец всегда выкрутится.

Они замолчали. Григорий продолжал думать о погибшем друге, вспоминал...

Как и Григорий, Иосиф родился в семье политических ссыльных — польских повстанцев — в 1909 году в селе Новая Уда. После февральской революции семьи переехали в Иркутск. А в 1921 году убежали подросшие парнишки из дому, сумели понравиться бойцам и командирам 104 полка 30-й дивизии, стали у них сыновьями полка, воспитанниками при хозвзводе, а когда подошло время, были зачислены рядовыми. Меньше месяца оставалось им служить, подходила демобилизация. И дальше они хотели быть вместе, но жизнь распорядилась по-своему...

Народу на рынке — тьма.

— А вот кому омулька солененького, жирного, посольского! — заливалась тетка.

— Таймень, таймень копченый! — вторил ей басом мужчина.

Александр с Григорием остановились, прикидывая, что же купить. Гриша заметил, как высокий широкоплечий парень прислонился к старику, ловким движением вырезал у него карман. Он толкнул в бок отделенного:

— Глянь, дядя Саша!

И тут же услышал сзади:

— Тихо, братцы! Тихо...

Он оглянулся: рядом сухощавый среднего роста мужчина. Он подмигнул Григорию:

— Никуда не денется, сейчас мы его...

Мужчина шагнул к парню, негромко сказал:

— А ну, руки вверх!

И тут же взметнулась рука с блеснувшей в ней финкой. Красноармейцы бросились было на помощь, но финка уже вылетела из руки вора, а сам он согнулся в скрученных руках.

— Уголовный розыск, — проговорил дядя Саша. — Отчаянные ребята.

Они купили на рынке копченого тайменя и пошли обратно.

— А я, дядя Саша, решил, куда идти после службы: в уголовный розыск.

Щукин глянул на него, с сомнением покачал головой:

— Однако, не возьмут, паря. Молод ты еще.

Гриша упрямо тряхнул головой:

— Ничего, я своего добьюсь! Возьмут!

Вернулся Григорий из управления милиции понурым: не взяли, молод. Но он был упорен. Ходил туда и раз, и другой. Повезло не скоро. Только в 1927 году встретил в коридоре того самого, что брал на рынке вора. Он обрадовался ему, как старому знакомому.

— Здравствуйте! А я вас помню...

Мужчина удивленно посмотрел на Гришу.

— Встречались? Не помню что-то...

— А вы два года назад на рынке вора поймали. Финку еще у него из рук выбили. Мы еще вам помочь предлагали, да вы отказались.

Мужчина усмехнулся:

— Дело привычное... А все же не помню: немало мы за это время разного рода воров повязали. Всех не упомнишь. А ты чего сюда, паренек?

— Устраиваться к вам пришел... Не берут...

— Что так?

— Говорят, лет мне еще мало.

— У нас, брат, моложе двадцати одного года не положено. Тебе-то сколько?

— Двадцать один... Недавно исполнилось! Я из армии уж два года как демобилизовался.

— Во-о-он что! Служил, значит... Ну, пошли со мной!

Мужчина, который помог ему, был Федор Герасимович Роденков, один из ветеранов иркутской милиции.

Матрена Волгина глянула на ходики, тикавшие на стене, ужаснулась:

— Батюшки, почти девять!

Вскочила с постели, быстро оделась, заторопилась в магазин.

Соседскую усадьбу Никитиных пробежала не глядя. И только когда возвращалась домой, обратила внимание: ставни закрыты. Дома сказала мужу: