Второклассники сидели верхом на турниках в школьном дворе и рассказывали страшилки.
– И тогда черная рука сказала: «Отдай свое сердце!» – мрачно закончил Вовка и обвел всех взглядом.
– Чем она сказала, неужели у нее еще и рот был? – спросила я.
Не потому, что сомневалась в услышанном – ясно, что если черная рука сумела пробраться через весь город к маленькой девочке, оставшейся дома без родителей, то и произнести страшные слова ей труда не составило, – а просто чтобы нарушить молчание…
– Был, – серьезно ответил Вовка. – Им она и выпила всю кровь. Когда мама вернулась домой, она пошла в комнату дочери и нашла там ее. Мертвую.
Посидели еще немного. Продленка закончилась, а идти домой не хотелось. Вроде и не поздно, но уже темно. Декабрь.
– Ну, я пошла, – сказала отличница Катька. Она все всегда делала первая. Ей хорошо: брат старший дома – вон окна светятся.
Мы с Вовкой и братьями-близнецами Лебедевыми жили в одном подъезде: он на девятом, я на восьмом, братья – на четвертом этаже. Родители у всех возвращались поздно: пока работу закончат, пока втиснутся в единственный автобус, ездивший из центра к окраинным многоэтажкам.
У подъезда потоптались. Обычно сначала мы играли у Лебедевых, потом поднимались ко мне, а уж после шли к Вовке. Если уроки на продленке не доделаны, списывали у Вовки, потом шли ко мне, затем спускались к Лебедевым. А иногда сразу отправлялись по домам, но сегодня черным-черным вечером был явно не тот случай.
– Пойдем к нам в мушкетеров играть, – предложил Лебедев-первый.
– Достанем прошлогодние новогодние костюмы и шпаги, – поддержал Лебедев-второй.
– Так костюма всего два, – засомневался Вовка.
– Я буду Миледи, – поспешила согласиться я. – А ты – Кардинал, мы на тебя красную накидку наденем.
– У нас нет красной накидки, – сказали Лебедевы, первый и второй.
– Надену, какая есть, – согласился Вовка.
Сложив портфели и мешки со сменкой у дверей, мы с Вовкой подождали, пока братья облачатся в прошлогодние костюмы.
– Лучше ты Констанцией будешь, – критически оглядел меня Вовка. – Служанкой. Миледи в белом переднике не ходила.
Я не спорила, потому что могла играть хоть Портоса, лишь бы не идти одной в свою черную-черную квартиру. Лебедевым тоже хорошо – их двое, а Вовка вечно юморит и ничего не боится. На Восьмое марта он подарил мне красивую расписную шкатулку на замочке с сюрпризом. Открываешь, а оттуда на пружине чертик в тельняшке выскакивает и музыка играет. Смастерил вместе с отцом по мотивам «Бриллиантовой руки».
Вместе с картонными шпагами братья притащили в коридор арбалет и стрелы на присосках, пистолеты, пластмассовый меч и автомат, вяло стрелявший очередями из-за подсевших батареек.
Вовку облачили в покрывало леопардовой расцветки, вполне бы сгодившееся на платье Миледи. Он путался в нем, хоть и завязал на груди узлом, и два раза запнулся, а на третий упал. Я сидела на кровати Лебедева-первого и изображала Констанцию: томно бродила взглядом по политической карте мира над кроватью Лебедева-второго и вздыхала, соображая, что родители приедут часа через полтора, не раньше.
Братья и Вовка, игравший за все войска кардинала в одном лице, носились по коридору. Изредка они забегали в комнату проведать укрывшуюся в монастыре Констанцию, а я махала им рукой, показывая, что меня еще не отравили.
Споткнувшись в очередной раз, Вовка заорал:
– Я так не играю. Мне нужна короткая красная мантия.
Братья залезли в платяной шкаф, но нашли только материн махровый красный халат, от которого «кардинал» с достоинством отказался.
– Констанция, оставь портфель и притащи красную накидку с кресла, которое у тебя в большой комнате стоит, – распорядился он.
Я слезла с кровати, но исполнять поручение не спешила.
– Что-то ключи не могу найти, – попыталась соврать я, шаря рукой в портфеле.
– Ты что, боишься? – тут же раскусил меня кардинал-Вовка. – Трусиха!
– Сам – трус, – огрызнулась я и натянула пальто. – Сейчас принесу!
Пока ехала в лифте, успокаивала себя тем, что надо всего-то открыть дверь, включить свет в прихожей, забежать в комнату, схватить накидку с кресла и выбежать обратно. Правда, еще остается страшный черный-черный коридор в глубь квартиры, но в него я даже не посмотрю.
Повернув ключ в замке, я распахнула дверь и, вместо того чтобы включить свет, замерла на пороге. Вдруг в глубине квартиры, кажется, в моей комнате, что-то отчетливо лязгнуло: коротко и громко. Смолкло.
Бесшумно прикрыв дверь, забыв про лифт, я помчалась вниз к Лебедевым, перепрыгивая через три ступеньки.
– Что случилось, Констанция? – спросил Вовка.
– У меня в квартире воры!
– Ты их видела?
– Нет, но они там шумят, пилят что-то.
– Замок был сломан?
– Нет… Цел.
– А с чего ты взяла, что это воры… – протянул Лебедев-второй.
И тут же всем стало ясно, что никакие это не воры.
– Черная рука, – догадался Лебедев-первый и быстро запер за мной дверь.
– Теперь у меня квартира открыта, – ныла я. – От родителей попадет. Может, это и не черная рука? Пойдем все вместе, а? Мы только послушаем и дверь закроем. Если это воры, то они уже убежали.
– Пошли, – решительно сказал Вовка и сдернул с себя леопардовое покрывало. – Никаких черных рук не бывает. Это все выдумки.