Всё началось с дождя.
В этот день последний урок выдался непростым, дети зевали, и перерисовывать обязательный по программе цветовой круг у них не было никакого желания. Я, со своей стороны, им бесконечно сочувствовала. Я и сама ненавижу этот «поганый» круг. Если ты истинный художник — ты пишешь картины сердцем. Ты просто знаешь, какой цвет и где необходим и для этого отнюдь не нужны правила. Хотя, конечно, с моей стороны будет притворством говорить о правилах в таком пренебрежительном тоне — я всегда старалась их придерживаться.
Мне тридцать четыре, я самая обычная: невысокий рост, тёмные волосы и карие глаза. Выгляжу несколько моложе своих лет, но мой подлинный возраст выдаёт взгляд, встретив который, даже бабушки и дедушки моих учеников перестают обращаться со мной как с девочкой-подростком. Последние тринадцать лет я живу в тихом, маленьком городке на юге Франции и работаю учителем рисования в школе-студии для одарённых детей. За пределами тесной квартирки у меня такая же тихая и маленькая жизнь, как и сам город, который очень хотел, но так и не стал мне домом. Жизнь, или вернее то, что от неё осталось, начинается за дверью квартиры № 7 на втором этаже. Там я пишу свои картины. За все эти годы их стало так много, что если бы кто-то пришёл ко мне в гости, он бы ни за что не догадался какого цвета в моём доме стены. Но ко мне никто и никогда не приходит. Друзей у меня нет. Директор школы, где я работаю, держится со мной подчёркнуто вежливо и общается только на служебные темы. Все остальные учителя сторонятся, и, поверьте, у них есть на то причины. Хотя, если честно, мне так намного удобнее — не нужно никому ничего объяснять и притворяться.
Но вернёмся к дождю. Он начался абсолютно неожиданно, когда оставалось ещё целых полпути до дома. Тягучий урок давно закончился, однако пришлось потратить ещё около часа на то, чтобы привести класс в порядок. Затем я заканчивала отчёт, учебный год подошёл к концу, и возможность откладывать была исчерпана. Так что когда я покинула помещение школы, на улице уже совсем стемнело. Полностью погрузившись в свои мысли, я медленно брела по привычному пути между двумя рядами двух и трёхэтажных домиков увитых виноградом и плющом. Тут в небе что-то резко ухнуло, и в то же мгновение полил дождь такой силы, будто кто-то включил душ на полную мощность. Огромные холодные капли падали туда, куда им хотелось, совершенно не спрашивая моего согласия, и уже через пару минут я вымокла насквозь.
Стараясь не заработать простуду, я быстро свернула в ближайшую кофейню и уютно устроилась на мягком диванчике в ожидании официанта. К моему удивлению тот не торопился, это было тем более странно, что в кафе не было ни единой души. Я уже подумывала о том, чтобы сменить укрытие, но дождь лупил по стёклам с неистовством дикого зверя, и я решила, что нет другого выхода, кроме как сидеть здесь и ждать. Вокруг царил полумрак и совсем тихо, как будто откуда-то издалека, лилась приятная музыка. Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Мне даже показалось, что я задремала и уже во сне услышала этот голос. Голос, который мне не приходилось слышать так много лет.
— Могу я предложить тебе глинтвейну?
— Спасибо, не стоит беспокоиться, — ответила я, и сон стал развеиваться.
Голос помолчал, потом мне на плечо легла тёплая ладонь и он повторил,
— Могу я предложить тебе глинтвейну?
Я открыла глаза и выпрямилась. Я не ошиблась, голос действительно был мне хорошо знаком, как впрочем, и его обладатель, немолодой высокий мужчина с живыми лучащимися глазами и длинной белой бородой. На нём был безупречный серый костюм в тонкую полоску, но его хозяин, очевидно, чувствовал себя в нём не очень-то комфортно. Я быстро привела в порядок роящиеся как взбудораженный улей мысли и жестом пригласила его сесть. Он устроился напротив, некоторое время внимательно изучал меня, потом тихо произнёс,
— Ты очень изменилась, Эни.
Я продолжала молчать.
— Ну, здравствуй, — он вопросительно посмотрел на меня.
— Здравствуйте, профессор Дамблдор — ответила я, всё ещё пристально глядя ему в глаза. — Для меня большая честь видеть Вас здесь.
— Ну-ну, оставь эти церемонии, Эни, тебе же всегда претила излишняя чопорность.
Я ничего не ответила. Он кашлянул, мне даже на долю секунды привиделось в его движениях некоторое замешательство, но тут как из-под земли возник официант и Дамблдор повернулся к нему.
— Два глинтвейна, — озвучил заказ он.
Официант исчез также бесшумно, как и появился.
— Ты разве ничего не хочешь сказать?
— Какую цель Вы преследуете на этот раз, профессор? — жёстко спросила я.
Он вздохнул.
— Ты и правда совсем изменилась. Но я не виню тебя, я знаю, какое бремя ты несёшь.
— Вы знаете?! — почти закричала я на него, но тут же взяла себя в руки.
Перед тем как продолжить, я отвела глаза, конвульсивно вдохнула и снова вернулась к беседе.
— Простите, я не должна была…
— Тебе не нужно извиняться, — прервал он. — Скорее это мне нужно просить у тебя прощения. Но всё было так непросто эти годы…
Он остановился не договорив. Снова возник официант и поставил на столик два бокала с бордовой жидкостью.