Царевна из города Тьмы
Авторы: Семен Израилевич Липкин
Жанры: Сказка, Мифы. Легенды. Эпос
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 53 страницы. Год издания книги - 1961.
Узбеки — народ древней культуры. Во всем мире славятся великолепные здания Бухары и Самарканда, старинные рукописные книги, украшенные золотом и киноварью миниатюр, — книги великого поэта Алишера Навои, книги Лутфи, Бабура, Муками, Фурката. Мало кто знал до Октябрьской революции, что живут на плодородной узбекской земле книги, которые не пишутся, не печатаются, а сказываются изустно. В чайхане, под зеленым навесом чинара, у хауза-водоема, окруженный в кишлаке хлопкоробами, а на городском базаре — ремесленниками, старик сказитель излагал, в стихах и в прозе, под аккомпанемент двухструнного инструмента — домбры, удивительно яркие, звонкие, увлекательные поэмы. Недаром наши сказители-современники Эргаш Джуман-булбул-оглы, Пулкан-шаир и в особенности повсеместно знаменитый Фазил Юлдашев пользовались воистину всенародной любовью. Из уст сказителей узбекские фольклористы в советское время записали много десятков изумительных по своим художественным достоинствам поэм-дастанов. Среди них особое место занимают поэмы о Гор-оглы. Этот герой известен и азербайджанцам (под именем Кероглу), и туркменам, и туркам, и армянам. У таджиков он именуется Гур-угли. В узбекских поэмах— а их больше сорока— Гор-оглы является как бы живым олицетворением парода. Он — мудрый и храбрый правитель Чамбиля, города равных, страны, которая, по словам сказителей, стала «мечтой всех народов». Книга, которая предлагается вниманию читателя, не является переводом или переложением этих поэм, а написана по их мотивам. Взяв за основу некоторые сюжетные линии поэмы «Лукавая Царевна» («Малика Айяр»), которую он сам перевел на русский язык, автор «Царевны из Города Тьмы» ввел в свое повествование черты, образы, краски, эпизоды из других произведений узбекского народного творчества, придав этому повествованию художественную цельность и единство. Пусть эта книга расскажет по-русски нашим современникам о старинном герое узбекской народной поэзии.
Читать онлайн Царевна из города Тьмы
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Сын слепца
Эту книгу мы начнем с того, что пожелаем вам добра. Так заведено у каждого узбека: не пожелав добра, не начнет он речи. Да и в самом деле, к чему же вести разумную речь, если не к добру?
И еще говорят узбеки: только тот разбирается в жизни, кто испробовал и сладкое, и горькое. Вот и в этой книге будет сладкое, как шербет в ханском дворце, и горькое, как солончак в пустыне. Вы узнаете о будничных трудах и коварных чарах, об искусных умельцах и о прелестных колдуньях, о Чамбиле, городе справедливости, и о Городе Тьмы.
У всякого рассказа есть свое начало, но начало всякого рассказа есть конец другой повести, и какой гордец вправе утверждать, что он будто бы начал с самого, с самого начала?
Видимо, началось это дело с коня. Если подумать и вспомнить, то многие дела начинались в старину с коня. Конь соединяет жилище с жилищем, друга с другом, врага с врагом, конь выводит из жаркой битвы и приводит к студеному ключу. Короче: у птицы есть крылья, а у человека — преданный конь. Так, может быть, мы начнем все-таки с человека?
Звали этого человека Сакибульбуль. Жил он возле базара, в глиняном домике за кожевенным рядом.
Ай, хороши у нас базары, люблю их, прости меня аллах!
Найти базар легче всего. Все дороги в городе ведут к базару. А если вы чужеземец, то пройдите через городские ворота, прорубленные в толстых стенах, и вы непременно увидите издали ханскую крепость, а где крепость, там и базар.
Сперва бросится вам в глаза не то, что едят, а то, из чего едят: обожженная и кованая посуда, а рядом — скобяной товар, и медный, и железный: точила, скребницы, замки, лопаты, кетмени, ключи, бубны, барабаны, котлы, жаровни. В мучном ряду пшеничная мука вас ослепит сплошной белизной, в то время как любое зернышко риса живет отдельной жизнью, хоть и смешивается с другими, а не сливается. Вот и мясной ряд, с огузками, оковалками, жирными тушами, голенями, и бараньи головы глядят на вас мертвыми, но все еще прекрасными глазами. Глубоко вздыхая мехами, пышет пламенем кузнечный ряд, ржанием зазывает конный, молчалив и важен верблюжий, весел игрушечный — там продают и стулья для маленьких детей, все стулья с дырками, а для чего — догадайтесь сами.
Но венец базара, его украшение, его душа — плодовый ряд. Все краски мира пылают здесь. Разрезанные пополам гранаты как бы состоят из пурпура и золота, кожура дынь похожа на степное марево, арбузы полосаты, как халат чиновника, персики нежны, как щеки танцовщицы, густым румянцем стыдливой юности залиты яблоки, каждая груша томно просит: «Съешь меня», гроздья винограда, тяжелые, то темно-фиолетовые, то зеленые, таковы, что кажется, будто драгоценные камни, вобрав в себя солнечный жар, стали съедобными. А миндаль? А инжир? А курага? А изюм? Чего только нет в плодовом ряду! Денег — вот чего нет, вернее, деньги есть, но не у нас с вами.
Ну, а за плодовым рядом, около водоема, в котором плавают листы чинара, находится базар новостей — чайхана. По дороге к ней особенно шумно, здесь торгуют пловом, горячей лапшой, пирогами, свежими, пахучими лепешками, шипящими шашлыками, льдом и снегом в мешках из козьей шкуры, здесь повстречается вам и нищий монах, и плут, и ростовщик, и коновал, и юродивый, и слепец, и калека па костылях, и знахарь, и продавец мускуса, — только он один не кричит, ибо его благоуханный товар говорит сам за себя.
Зато другие кричат вдоволь, наслаждаясь криком своим, кто звонко и мерно, кто хрипло и без лада. Безмолвны вдалеке одни чурбаны, на которые навешаны халаты, малахаи, чалмы, тюбетейки, разукрашенные, как павлиньи перья, сверкающие, как петушиный глаз. Это — базар одежды, за которым начинается базар стремян, уздечек, ремней, а там уже в загородках мычат телята, медленно жуют коровы свою скучную пищу, с неясным испугом ждут чего-то овцы, а там, подальше, — глиняные домики, обиталище торгового и ремесленного люда.
Но лучше вернемся в чайхану, где теплом жизни веет от большого самовара, где прохладно у тихой воды, где люди на глиняном возвышении пьют зеленый чай, где неспешно, как время, текут слова, где бесплатно продается хороший товар — новости.
— Так ты говоришь, уважаемый Сакибульбуль, что ни один конь из конюшни нашего хана — будь благословенно его имя! — не сравнится с конем какого-то безвестного маслобоя?
Все в городе знали того, кому был задан этот вопрос. Сакибульбуля почтительпо называли знатоком лошадей. Хотя на земле ремесел меньше, чем живых существ, их все же предостаточно, и одним из них занимался Сакибульбуль. Без него в городе не обходилась ни одна покупка породистого коня и ходили слухи, что он, хотя и запинаясь, разговаривает с лошадьми на их языке. Он и с людьми разговаривал запинаясь, движения его были медленны, и только глаза вспыхивали быстро и, казалось, тем же серебряным блеском, что и белые нити в его смоляной бороде.
Настоящего имени его собеседника никто не знал. Все называли его Безбородым. Было ему много лет, может, сто, а скорее всего — двести, и давно умерли те, кто знал его настоящее имя. Брюхо у него было толстое и косое, голова — как тыква, а мясистые щеки — голые, как ступня. Один только длинный волос висел у него на подбородке, и па этот волос Безбородый нанизал несколько жемчужин. Узкие глаза, всегда прищуренные, выглядывали из-под густых бровей, как разбойничьи ножи из листвы ночного леса. Да, двести лет прожил Безбородый, двести никчемных и черных лет, и все эти двести лет шутил, хихикал, утирал рукавом нос.
