Потом спустились к кораблю.
Перенесли на волны судно, в божественное море,
И мачту с парусом восстановили над черным кораблем,
Баранов блеющих втащили… и тела свои,
Тяжелые от плача; в корму нам ветер задышал,
Вперед понес, раздувая полотно,
Вытканное
Киркою, кудрявою богиней,
И сидя в корабле – играл кормилом ветр,
Наполнив парус наш – мы плыли до заката,
Уснуло солнце, пошли по океану тени –
Тогда достигли мы пределов вод бездонных,
Закрыты плотной мглой и недоступны
Сиянью солнечных лучей,
На небе ли оно или ушло, ночным светилам небо уступая.
Там вечно темный лик ночной в глаза печальным людям смотрит.
Теченью океана вопреки, достигли мы земли,
О коей мне рассказывала Кирка.
Я ж, вынув меч из ножен, яму
Шириною в локоть откопал.
Свершили возлиянья мы в честь каждого из неживых
Медовым пивом, и вином, и, наконец, водой, замешанной с мукою.
Потом молился долго я тошнотворным ликам мертвых,
Как на Итаку попаду, зарезать обещал
Тельцов отборных в жертву им, в костер добра немало бросить,
Тиресию ж – барана черного, вожатая над стадом.
И души из Эреба, бледные, как трупы,
Невест, и юношей, и стариков, детьми и внуками богатых –
Покрыты пятнами недавних слез – и нежных дев,
Мужей, чьи головы пробиты острой бронзой,
Войны добыча, с кровью на руках –
О много было их! – вокруг толпились. С воплем.
И бледный сам, я приказал тащить животных.
Лил масло и взывал к богам,
И, вынув тонкий меч,
У ямы сел, чтоб отгонять нетерпеливых, но бессильных мертвых,
Пока Тиресий говорит.
Но первым
Ельпенор был, наш товарищ Ельпенор,
Непохороненный, брошенный в поле широком,
Труп возле дома Кирки,
Он не оплакан нами был, не погребен – спешили мы,
О бедный дух. И вскрикнул я поспешно:
«О Ельпенор, как ты попал на эти мрачные брега?
Ужель пешком пришел, нас, мореходов, обгоняя?»
В ответ он простонал:
«Злой рок тому причина и вино. Над очагом я спал у Кирки,
Неосторожно стал по лестнице спускаться
И, сделав шаг неверный, о подпору
Затылок размозжил. Душа искать
Аверн отлетела.
Молю тебя, о царь, непогребенного и неоплаканного вспомни,
Оружье собери мое, у моря холм насыпь и надпись сделай;
«Злосчастный муж, но с именем в грядущем» –
И в холм весло воткни, которым греб я с вами».
Я
Антиклею отогнал. За ней – Тиресий Фивский.
В мир скорбный мертвых привела тебя, в обитель теней.
Ну, отойди от Fossae, дай напиться крови,
Чтобы пророчить».
Я отступил назад,
И он сказал, от крови сильный: «Одиссей,
Нептуна злобе вопреки, по морю темному вернется,
Всех растеряв товарищей». И снова Антиклея.
Спи тихо,
Див. – Я помянул Андрея Дива,
Он плыл, и миновал
сирен, и дальше, прочь,
Обратно к Кирке.
Как там сказал
Критянин: ты, в короне золотой, о Афродита,
Нагрудные повязки, опояска; ты, темновекая,
