На столе стояла бутылка коньяка.
Я с вожделением смотрел на неё. Душа требовала продолжения банкета. На самом деле я сегодня не пил, но был не прочь.
В следующую минуту меня посетило сомнение, когда я вспомнил о здоровье, бедной печальной печени, которая совсем не разделяла привязанность моей души к столь высоким материям как коньяк.
Я оказался в затруднении.
Выпить — значит погубить тело, не выпить — значит погубить душу.
Я вздохнул, но вдруг вспомнил великое изречение из Библии. «Бойся не убивающих ваше тело, а убивающих вашу душу».
Делать нечего. Пришлось выпить.
Как появился коньяк на моём столе — отдельная тема для разговора.
Утром я встал (иногда я утром встаю) и стал размышлять, что сделать такого плохого в такое хорошее утро. Кроме как напиться ничего в голову не приходило. И я решил вредить обществу как могу — путём спаивания одного полезного члена общества — то есть себя.
Но тут напомнили о себе все старые ворчливые болячки, начиная с вышеупомянутой печени и кончая шишкой на голове, которую набил вчера вечером. Асфальт проявил редкостное недружелюбие и твёрдость характера. Ничего, и не от таких получали!
Я моргнул и всё тело, включая пальцы ног, отозвалось болью на это движение. Я понял, что пора завязывать и бросать пить. Хотя бы на это утро. Кто же знал, что вскоре на этом столе будет стоять бутылка коньяка. На том самом старом опытном столе, где столько раз ночевала в салате моя голова. Он, конечно, повидал всякие приятные напитки на клеёнчатом покрытии, но коньяк есть коньяк и пять звездочек всегда вызывают уважение, если только это не подарок от белой горячки.
Но по порядку.
Я решил привести себя в порядок. Пригладил волосы на голове, почесал щетину, окропил пальцы и глаза святой водой из крана. После недолгих размышлений, почистил зубы жвачкой, которую нашел в кармане брюк. Кажется, я её уже жевал, но какая собственно разница, коль речь идёт о личной гигиене. Выпил стакан рассола (тьфу, гадость). Хорошо, что не пришлось одеваться, так как я не раздевался. Словно чувствовал, что будет опасно кружиться голова, если попытаться наклониться. Нужно только отряхнуть брюки и пригладить мятый пиджак.
Физиономия тоже мятая, но я брезгливо отмахнулся от зеркала. Я люблю себя и так. А если зеркало не способно понять всю внутреннюю трагическую красоту моего лица, то это его проблемы.
В комнату проникли наглые солнечные лучи.
Я сдул пыль с листьев алоэ и полил цветок остатками пива. Оно неделю простояло на солнцепеке. Сам допить не рискнул. Я, конечно, парень рисковый и можно даже сказать отчаянный (после первой бутылки), но не до такой же степени.
Я сел на смятое покрывало, и задумался — чем себя занять.
Можно пойти сдать бутылки, они давно оккупировали кухню, но лень вставать. К тому же это означало лёгкое похмелье, на продолжение которого нет денег. Можно вытереть пыль в квартире, но без противогаза лучше не начинать. Снова спать? Нереально без надежного снотворного. Раз проснулся, значит проснулся.
Делать нечего, придётся сдать бутылки. Не телевизор же смотреть! Не получится, даже при большом желании. Я его давно продал.
Раз, решившись, я уже не сворачивал с выбранного курса, даже если приходилось следовать ему на четвереньках. Мой путь, дорога моей судьбы, лежала на кухню. Она змеилась между зловещих предметов мебели и одежды. Мимо распоясавшихся брюк, которые висели на безжизненном стуле, когда-то бодром и весёлом, а сейчас дряхлом и отяжелелом, как мой взгляд на жизнь. Огибала когда-то дымящиеся и полные огня, а теперь потухшие, безжизненные пепельницы. Проходила по пересекавшему её зелёному галстуку. Путь был труден и тропа тяжела, как вся моя голова. Только уши, уши настоящего бойца придавали бодрости в этом нелёгком странствии. Но вот, вдруг на горизонте показалась кухня, и лучи утреннего солнца оптимистично отражались на стекле, заполнивших пространство бутылок. Они стояли пустые и умолкшие, как павшие солдаты на поле боя. Никто и никогда больше не услышит их весёлого бульканья. Почтим память вставанием и долгой минутой молчания.
Я споткнулся о лежавшую на поле брани бутылку и упал на её собратьев. Высказался адекватно ситуации. Интеллигентно, но твёрдо.
Я застыл среди стеклотары, в томительном ожидании, когда перестанет звенеть в голове, а точнее в том, что от неё осталось. И тут случилось чудо, которое превратило даже такого атеиста как я, в закоренелого боголюбца и боговерца.
Мой взгляд упал на бутылку коньяка. Полную! От тяжести моего взгляда бутылка чуть не разлетелась вдребезги. Я зажмурился, протёр глаза и осторожно выглянул из-под век. Она там стояла. Она там была. Она ждала меня.
Я аккуратно поднял и взял в руки враз помолодевшее тело, осторожно поднял бутылку. Я нёс её перед собой, а она несла меня на волнах счастья, крыльях радости, над пыльной равниной давно немытого пола. Я бы остался в кухне, но последний стол остался в спальне. Последний из благородной породы дерева столов, некогда процветавших под этим белым потолком. Коньяк был достоин, чтобы стоять на последнем столе.
Я долго смотрел на коньяк, а коньяк смотрел на меня. Два опытных бойца сошлись в схватке не на жизнь, а на трезвость. Я победил. Коньяк не сломил мою волю к выпивке.
