На рукописи своей неоконченной повести синими чернилами Гайдар сделал надпись: «Талисман». Потом этот заголовок ушел и был поставлен — «Бумбараш».
Повесть начиналась просто:
«Бумбараш солдатом воевал в Галиции и попал в плен. Вскоре война окончилась, пленных разменяли, и поехал Бумбараш домой, в Россию. На десятые сутки, сидя на крыше товарного вагона, весело подкатил Бумбараш к родному краю».
Возвращался солдат с фронта домой. Навоевался! И планы были у него простые, ясные:
«Изба, — думал он, — раз. Жениться — два. Лошадь с братом поделить — три. А земля будет. Земли нынче много. Революция!»
Но мирная знакомая станция встретила Бумбараша непонятным шумом, флагами. «Мать честная! Гремит революция!»
«А плевал я на красных, на белых, на зеленых! — думал Бумбараш, отгораживаясь от грозных событий. — Мы ни к кому не лезем, и к нам пусть никто не лезет тоже», — определил он свою жизненную линию. Таким возвращался Бумбараш из немецкого плена домой. Это и от наивности и от усталости и тоски по своей ушедшей недожитой мальчишеской жизни, которая казалась издалека светлой, ласковой, как знакомый с детства, исхоженный вдоль и поперек лес. Но уже и лес, через который шагал Бумбараш домой, «сейчас показался ему угрюмым и незнакомым».
Шел солдат с фронта и попал на фронт. В своем селе. Землю, жизнь и счастье мирное нужно было еще завоевывать.
Сценарий и фильм начинаются иначе, и внешне Бумбараш, герой фильма, — не тот, и все же это удача.
Быть может, удача именно потому, что это не пересказ, не фотография, не экранизация повести, более или менее переложенная на язык кино, — это прежде всего смелое осмысление повести.
В сценарии и фильме угадан Гайдар. Высокая романтика его гражданской темы рядом с иронией, часто мягкой и даже грустной, беспощадный сарказм. Сценарист додумал, домыслил и, можно сказать, дофантазировал незаконченную — всего две первые главы — повесть. Нашел и включил в ткань сценария героев и события разных рассказов так, что их не разделил необратимый барьер несовместимости. Это не холодная компиляция, соединенная логикой похожести времени и обстоятельств. Герои, события, образы — все они одного организма и поэтому вписались в фильм очень органично.
Наверно, Гайдар, увидев фильм «Бумбараш», удивился бы и обрадовался его яркой, смелой условности и его песням, озорным и задушевным.
И пусть герой не сильно похож на несколько степенного и рассудительного героя повести. Зато он тот мальчуган из гайдаровских книг, что не успел доиграть своих детских игр, когда жизнь втянула его в крутой водоворот событий.
И пусть последовательность событий иная, но зато сразу, с первого кадра, и интонация, и песни, и образный строй уносят нас в гайдаровскую страну — в революционно-гражданскую тему его творчества.
Была в творческом процессе Гайдара своя особенность. Она, наверно, в той или иной мере присутствует у многих художников. Гайдар об этой своей особенности знал и очень ей удивлялся.
Произведения еще нет, еще не ясно, что из этого будет, но уже родились слово, фраза, заголовок, в две строки диалог — маленькая живая изначальная клеточка. И она уже неотступна. Это камертон произведения. Он определит интонацию, ритм, жизнь героев, характеры.
Как-то своим друзьям писателям Фраерману и Паустовскому Гайдар рассказал, как рождалась повесть «Тимур и его команда».
…Девочка прощается с отцом, он уезжает внезапно и неизвестно куда. Войны еще нет, но нависла военная угроза. Отец не разрешает его провожать на вокзал.
— Почему? Папа, ведь у тебя билет уже есть.
— Есть.
— В мягком?
— В мягком.
— Ах, как я хотела бы с тобой поехать далеко-далеко в мягком!
Гайдар хитровато прищурился, посмотрел на друзей:
— В мягком… А сядет-то он в бронепоезд!
Есть фотография. 1919 год. У бронепоезда стоит Тухачевский. Простая гимнастерка, светлая полотняная буденовка. Таким Гайдар, молодой командир полка, встретил под Тамбовом командующего фронтом Тухачевского. И, может быть, когда рождался диалог: «В мягком? — В мягком!», Гайдар видел запотевшее серое железо на броне паровоза, а девочке, еще не знающей войны, виделся шумный вокзал и блистающий полировкой и светом широких окон мягкий спальный вагон.
«В мягком!» — маленькая фраза, а за ней — грустная, добрая ирония, быт и пафос, высокая гражданская романтика «Тимура и его команды».
