— Вот что, — сказал Жевинь. — Я хочу, чтобы ты приглядел за моей женой.
— Черт подери!.. Она обманывает тебя?
— Нет.
— Тогда в чем же дело?
— Это не так просто объяснить. С ней творится что-то неладное. Я беспокоюсь за нее.
— Чего ты конкретно опасаешься?
Жевинь колебался. Он смотрел на Флавьера, и Флавьер понимал, что его останавливало: Жевинь не до конца доверял ему. Он ничуть не изменился за эти пятнадцать лет, с тех пор как они учились вместе на юридическом факультете: мягкий, готовый открыть душу, но легкоранимый, робкий и несчастный. Несмотря на его распахнутые навстречу старому другу объятия и приветственный возглас: «Старина Роже… Как я рад увидеть тебя вновь!» — Флавьер в тот же миг почувствовал некоторую наигранность этого жеста, чересчур радушного и потому не вполне естественного. Жевинь суетился и смеялся чуть больше, чем следовало бы. Ему никак не удавалось вычеркнуть пятнадцать лет, прошедших с поры их студенчества и сильно изменивших облик обоих. Жевинь почти полностью облысел, обзавелся двойным подбородком. Брови его порыжели, а у носа высыпали веснушки. Годы не пощадили и Флавьера. Он отощал, ссутулился после той истории, и при мысли о том, что Жевиню может прийти в голову спросить, почему он, готовившийся к службе в полиции, вдруг стал адвокатом, ладони у него становились влажными.
— В сущности, каких-то определенных опасений у меня нет, — ответил Жевинь.
Он протянул Флавьеру роскошный портсигар, набитый отменными сигарами. На нем был шикарный галстук и безукоризненно сшитый костюм с искоркой. Пока он неторопливо отрывал розовую картонную спичку от книжечки с названием фешенебельного ресторана, Флавьер смог по достоинству оценить блеск перстней на его холеных пальцах. Затянувшись, Жевинь медленно выпустил струю голубого дыма.
— Тут надо прочувствовать атмосферу, — изрек он глубокомысленно.
Да, он сильно переменился. Он отведал власти. За его спиной угадывались многочисленные общества, комитеты, корпорации хитросплетение отношений и сфер влияния. И тем не менее глаза его были все такими же подвижными, такими же скорыми на испуг и готовыми спрятаться на долю секунды за тяжелыми веками.
— Атмосферу! — повторил Флавьер с легкой иронией.
— Это слово, на мой взгляд, подходит как нельзя лучше, подтвердил Жевинь. — У моей жены есть все для счастья. Мы женаты четыре года — точнее, четыре года будет через два месяца. На жизнь нам хватает с избытком. Мой завод в Гавре со дня объявления мобилизации работает на полную мощность. Кстати, именно благодаря ему меня не призвали… Короче, если принять во внимание все обстоятельства, нельзя не признать, что мы принадлежим к числу избранных…
— Детей нет? — перебил его Флавьер.
— Нет.
— Продолжай.
— Как я уже говорил, у Мадлен есть все для того, чтобы чувствовать себя счастливой. Так вот, что-то все-таки не клеится. Она всегда была с причудами: скачки настроения, периоды депрессии, но за последние несколько месяцев ее состояние серьезно ухудшилось.
— Ты водил ее к врачу?
— Конечно. У каких только светил мы не перебывали! И ничего у нее не нашли, понимаешь, ничего!
— Значит, физически она здорова, — подытожил Флавьер. — А как у нее с психикой?
— В полном порядке, не сомневайся!
Жевинь щелкнул пальцами и стряхнул упавший на жилет пепел.
— Поверь мне, тут случай не простой! Поначалу я тоже решил, что у нее какая-то навязчивая идея, необоснованный страх, вызванный войной. Она внезапно впадает в оцепенение. Говори ей, кричи — все без толку. А то еще вперится во что-то взглядом… Уверяю тебя, зрелище впечатляющее. Голову даю на отсечение, она видит что-то не доступное ни мне, ни кому другому… А когда возвращается в нормальное состояние, то какое-то время сохраняет на лице недоуменное выражение, будто с трудом узнает квартиру, меня…
Сигара у Жевиня потухла, и он сам уставился в пустоту с тем видом незаслуженной обиды, какой Флавьер замечал за ним и раньше.
— Если она не больна, то, значит, симулирует, — заявил Флавьер, теряя терпение.
Жевинь поднял вверх пухлую руку, словно собираясь перехватить это замечание на лету.
— И мне это приходило в голову. Я украдкой наблюдал за ней. Как-то раз я пошел за ней следом… Она отправилась в Булонский лес, к озеру, села на берегу и просидела не шевелясь больше двух часов… Просто смотрела на воду…
— Это не так уж страшно.
— Нет, погоди: она смотрела на воду — как бы тебе объяснить? — сосредоточенно, напряженно. Как будто это было для нее очень важно. А вечером сказала мне, что никуда не ходила. Сам понимаешь, я не хотел признаваться, что шпионил за ней.
Образ прежнего студента то появлялся, то исчезал, и это мельтешение начинало раздражать Флавьера.
— Послушай, — сказал он, — давай рассуждать логично. Твоя жена либо обманывает тебя, либо больна, либо по какой-то неизвестной причине симулирует. Четвертого не дано.
Жевинь протянул руку к пепельнице и сбил мизинцем длинный столбик белесого пепла. Потом печально улыбнулся.