Аннотация:
Мятежный Бог Огня Орикс изгнан Повелителем Звезд Мэлвином из Ассаана, центра Мироздания, в старый, почти забытый всеми мир Лирос. Его же волей он лишен воспоминаний. Теперь Орикс не знает кто он такой, ничего не помнит о своей прошлой жизни. На Лиросе он оказывается в стае орков, которые, несмотря на грозный внешний вид, встречают его достаточно дружелюбно. Постепенно Орикс восстанавливает утраченную силу, но на Лиросе, как оказалось, уже существуют свои боги. Двое из них, Барбаган и Лестер, ведут непримиримую войну с теми, кого считают порождением Владыки Хаоса Сварга, и с орками в первую очередь. Но орки уже давно не те, какими они были раньше, и мечтают лишь о том, чтобы им дали возможность спокойно жить среди прочих народов. Орикс встает на защиту тех, кто приютил его, одинокого изгнанника, и удача все чаще оказывается на его стороне. Но появление на Лиросе Сварга в корне меняет всю расстановку сил.
Брошенный мир
-- Пролог.
Коридор подземной тюрьмы Катрадос казался бесконечным, и его дальняя часть тонула в абсолютной темноте, которую не могли развеять даже редкие масляные светильники, нещадно коптящие в пропитанном сыростью и запахами нечистот воздухе. Казалось, что свет просто вязнет в нем и не может оторваться от своего источника, чтобы преодолеть эту липкую преграду. Да и звуки шагов охранников тоже как-то сразу же гасли, а не разносились гулким эхом по огромному пустому помещению. Здесь всегда царила тишина, но то была не тишина покоя, а, скорее, безнадежное безмолвие, постепенно сводящее с ума отчаявшихся когда-нибудь обрести свободу узников. Так, должно быть, чувствует себя человек, заживо погребенный в могиле, с той лишь разницей, что тот хотя бы может рассчитывать на скорую смерть, а узники Катрадоса были лишены даже такой призрачной надежды на освобождение. Эта тюрьма была предназначена не для мелких воришек и разбойников, а для преступников особого рода, тех, чью судьбу решал сам Повелитель Звезд Великий Мэлвин.
Уныло брякнула связка ключей, и к двери камеры Орикса подошел хмурый надсмотрщик, полубог по имени Глинд. Это был здоровенный мускулистый детина с невероятно широкими плечами и огромной бычьей головой, посаженной на массивную жилистую шею. Глинд был полуобнажен. Из одежды на нем была только не доходящая до колен юбка темно бордового цвета, так что совершенство точеных форм его бронзовой фигуры как бы нарочито выставлялось напоказ.
К сожалению, несмотря на всю свою внешнюю импозантность, Глинд умом не блистал вовсе, и даже больше того, был непроходимо туп. Возможно, что вся энергия, некогда вложенная в него создателем, ушла в рост и силу, а вот на интеллект не осталось почти ничего. Именно по этой причине, возможно, полубог и был приставлен надсмотрщиком в тюрьму. Он никогда не рассуждал, был фанатично предан Мэлвину, даже помыслить не мог о том, чтобы предать его, а разве не это ли самые подходящие качества для образцового тюремщика.
Глинд долго перебирал ключи, морща лоб от напряжения и пытаясь вспомнить, какой же именно ему нужен. Для него это было настоящей пыткой. В его бычьей голове никак не укладывались сразу несколько зрительных образов, а потому он все время путал ключи и очень долго возился у дверей, чем до крайности раздражал узников. Наконец он нашел нужный, с кольцом, увенчанным позолоченной короной, вставил его в замочную скважину, со скрипом провернул пару раз, и широко распахнул двери.
Глинд поднял факел над головой и осветил им жалкую каморку, лишенную даже окон. Ее осклизлые каменные стены были покрыты тонким налетом белесой плесени, в углу валялась охапка прошлогодней соломы, уже изрядно подгнившей и частично превратившейся в труху. Воздух здесь оказался еще более смрадным, и до предела был пропитан запахом сырости, давно не мытого тела и нечистот. На соломе, прикованный к стене толстой, ржавой цепью, лежал человек с огненно-рыжими волосами, истинный цвет которых с трудом можно было различить под приличным слоем грязи. Одет он был в жалкие лохмотья, зияющие многочисленными прорехами, такие же грязные, как и сам узник. Однако, несмотря на столь убогий вид, глаза человека не выражали покорности судьбе, и полыхали яростным огнем. Он бросил надменный, совсем не вязавшийся с внешним обликом взгляд в сторону тюремщика и, тяжело громыхнув цепями, демонстративно отвернулся к стене.
-Что же ты не приветствуешь гостя, Орикс? - усмехнувшись, спросил Глинд. - Или божество твое настолько велико, что не может снизойти до того, чтобы первым поздороваться с каким-то там полубогом? А я-то думал, что ты скучаешь здесь в одиночестве, и вот решил навестить!
Слова эти показались Глинду верхом остроумия, и он заливисто расхохотался. Немного погодя, отдышавшись от смеха, он язвительно добавил:
-Что ж, я не такой гордый, как ты, и мой язык не отвалится от пары лишних слов! Здравствуй Орикс!
-Ну, здравствуй и ты, Глинд! - через плечо буркнул Орикс. - Хотя здоровья тебе, вроде бы, и так хватает? Разве что рога иногда побаливают, когда ты ими о дверные косяки задеваешь?
Глинд моментально побагровел от нахлынувшей на него ярости. Его бычья голова являлась постоянным объектом для едких насмешек острословов, среди которых Орикс, как правило, был в числе первых. Глинда унижали, оскорбляли, делали грязные намеки на супружескую неверность его матери, и даже Мэлвин, считавшийся прародителем Глинда, в конце концов признал, что эксперимент с бычьей головой оказался явно неудачным и отправил его сюда, с глаз долой.