Утром в тот злополучный день все было как обычно. Сидни собиралась на работу.
— Сделай мне яичницу-болтунью! — крикнула она сверху из ванной.
— С беконом? — спросил я.
— Не надо.
— А тост поджарить?
— Нет.
Но я не унимался.
— Может, сыр положить в яичницу?
— Нет, — поспешила ответить дочь, но через секунду добавила: — Ну ладно, положи немножко.
Завтрак для нее на кухне уже был готов. Яичница с чеддером, апельсиновый сок. На стойке пыхтела кофеварка.
Моя жена Сьюзен, мама Сид, — бывшая жена, она теперь живет у нового мужа Боба на противоположной стороне реки, в Стратфорде, не знаю только, оформили они официально отношения или нет, — наверное, сказала бы, что я порчу дочку, а может, уже испортил. Что ей семнадцать, она взрослая и вполне может сама готовить себе завтрак. Сьюзен хорошо говорить, с ней Сид живет большую часть года, а ко мне переезжает только на лето, до начала сентября. И мне хочется побаловать ребенка. В прошлом году я устроил ее в автосалон «Хонда», где работал сам, но ей не понравилось. Слишком, по ее мнению, я за ней присматривал.
— Ты просто невозможен, папа, — возмущалась Сидни. — Стоит мне поговорить с каким-нибудь парнем, даже минуту, ты потом целый час объясняешь, какой он плохой.
— Предупрежден — значит, вооружен, — отвечал я.
— А что в Дуэйне плохого? — спрашивала она.
— Ничего, — говорил я. — Он просто противный.
— А Энди?
Я удивленно вскидывал брови:
— Этот для тебя староват. Ему под двадцать пять. К тому же он бабник.
В общем, в этом году она нашла себе другую работу, здесь же, в Милфорде, в отеле, обслуживающем приезжающих по делам на пару дней. Милфорд — хороший городок, но, честно говоря, не туристический. Чего нет, того нет. Отель за последние десять лет сменил много названий. Одно время он был даже «Холидей-инн». А теперь вот новые хозяева назвали его «Бизнес-отель». Ну что ж, можно и так.
Сидни сказала, что ее поставили дежурить у стойки регистрации. Это меня не удивило.
— Ты смышленая и обаятельная.
Она покачала головой:
— Главное, что я там одна из немногих, кто говорит по-английски.
Никаких подробностей, что за отель, какие там люди, мне выпытать не удалось.
— Работа как работа, — отвечала она.
Но однажды, это было на четвертый день, я случайно услышал ее разговор по телефону с подругой, Патти Суэйн. Она говорила, что собирается подыскать себе другое место, хотя в отеле платят неплохо и, главное, наличными. То есть подоходный налог не вычитают.
— Ты что, получаешь деньги в конверте? — спросил я, когда Сид положила трубку. — Минуя бухгалтерию?
Она возмутилась:
— Что у тебя за привычка подслушивать!
Ну я и отстал. Надоело постоянно нарываться на такие ответы.
Услышав, как Сид вышла из комнаты наверху, я вдруг решил пошутить, как во времена, когда она была маленькой. Нарисовал на половинке скорлупы только что разбитого яйца смешную рожицу и приписал внизу крупно: «Улыбайся, девочка».
Наконец дочь явилась на кухню и плюхнулась на стул, уныло уставившись в тарелку с яичницей, которую я поставил перед ней. Зачем-то напялила огромные солнечные очки. Таких я у нее прежде не видел.
— Что скажете, ваша светлость? — Мне пришлось повысить голос, потому что шли новости. На кухне висел небольшой телевизор над шкафчиком.
Сидни медленно подняла голову и увидела мое художество.
— Сам улыбайся. — Она предприняла слабую попытку придать своему голосу веселости.
— Новые очки? — поинтересовался я.
— Да. — Сид чуть поправила их на переносице с некоторым удивлением, будто только сейчас заметила.
На дужках я увидел изящную надпись «Версаче».
— Симпатичные.
Сидни устало кивнула.
— Придешь поздно? — спросил я.
— Не очень, — ответила она с нажимом на последнем слове.
Сид нередко заявлялась около двенадцати. Я никогда не засыпал, прежде чем не услышу, как она входит в дом и запирает за собой дверь. Скорее всего дочка проводила время с подругой, Патти Суэйн, тоже семнадцатилетней, но гораздо более опытной. Ну вы понимаете, что я имею в виду. Ясное дело — выпивку, секс и наркотики.
Впрочем, Сид назвать ангелом тоже нельзя. Однажды я прихватил ее с сигареткой марихуаны, а пару лет назад, ей тогда было пятнадцать, она пришла домой в новой футболке и не могла объяснить маме, почему у нее нет чека. Тогда у них разгорелся скандал.
Может быть, поэтому эти солнечные очки не давали мне покоя.
— И за сколько ты их купила? — спросил я.
— Не очень дорого.
— Как дела у Патти?
Меня не столько интересовали дела ее подруги, сколько хотелось получить подтверждение, что она была с ней. Девушки дружили около года, но сблизились так, будто были знакомы еще с детского сада. Вообще-то Патти мне нравилась: живая, непосредственная — правда, порой чересчур. Честно говоря, мне хотелось, чтобы их общение было не таким тесным.
— У нее все клево, — произнесла Сид.
По телевизору Матт Лоер[1] предупреждал о том, что появившиеся в продаже новые столешницы из гранита могут быть радиоактивными. Каждый день он дает нам новый повод для беспокойства.
Сид заканчивала яичницу.
— А вот и Боб, — сказала она, бросив взгляд на экран.
По телевизору показывали рекламу. Высокий лысеющий мужчина стоял перед автомобилями с простертыми руками, подобно Моисею, раздвигающему Красное море. Он широко улыбался, щеголяя превосходными зубами.
