«И не было на этом свете места, куда бы не просочились снежинки. Пушистые, разляпистые, неистово кружились они в своем предсмертном танце, послушно ложились одна за другой на темную гладь неумолимого асфальта и умирали, оставляя в память о себе лишь прозрачные капельки своей снежной крови. Оставалось только надеяться, что кто-то из их последователей одолеет, наконец, серого монстра, и тогда город из мрачно-грязного превратится в праздничный и нарядный». Миниатюрные пальцы с по-детски остриженными ногтями оторвались от аккордов печатной машинки и нервно схватились за сигарету. Владислава тяжело вздохнула и, отбросив с глаз непослушный черный локон челки, неприлично выругалась. Девушка чувствовала себя отъявленной графоманкой. Чем-то фальшиво-траурным пахли написанные строки.
Раньше Влада была другой. Жизнелюбивой до безрассудства, до готовности отдать все за пару захватывающих приключений и ярких сюжетов для своих произведений… Теперь, после смерти отца, что-то сломалось. Девушке больше ничего не хотелось. Владислава перестала доверять происходящим событиям. В малейшем соприкосновении с реальностью ей чудилась угроза.
— Правильнее было остаться в клинике, — сказала Влада сама себе, наблюдая как огромный черный силуэт комода готовится прыгнуть на нее и…
— Ну и что? Что ты со мной сделаешь? — комод тактично промолчал, — Чего я боюсь? — девушка говорила уже сама с собой, — Смерти? Нет. Боли?
«Мы, детка, из породы тех, кто выживает», — вспомнились Владе слова отца, — «Мы целеустремленны — и потому неуправляемы. Мы необычны — и тем сильны. Мы живучие и могущественные». Увы, он ошибался. Ибо теперь он мертв и бессилен.
— Мертв! Мертв! Мертв! — почти закричала Владислава, — Почему же я не могу произносить эти слова? Мой отец мертв!!!
Хрупкая, прямая как струнка, девушка сидела на ковре в собственной комнате и, дрожа всем телом, пыталась заставить себя успокоиться.
— Лад, если ты не спишь, возьми трубку, — автоответчик неожиданно вспорол уединение Владиславы, — Лад, это я.
— Привет, — чуть хрипловатый голос Влады звучал крайне уныло, — я не сплю.
— А чего к телефону не подходишь? Я уже третий раз тебя набираю, — Костик пытался хоть как-то расшевелить подругу.
— Я не слышала звонков, — еще более монотонно отвечала девушка, — ты же знаешь, я больна…
— Начинаю сомневаться в правильности диагноза. У тебя, похоже, не с нервами беда, а с ушами.
Влада слегка улыбнулась.
— Коть, не ехидничай, а? Чего надо?
— Просто звоню сказать, что я с тобой… Ты знаешь?
Синева миндалевидных глаз девушки стала зеркальной от слез. «Какое же все-таки это счастье — знать, что ты не одна. Что в этом мире есть люди, которые с тобой. Которые не подведут, не бросят, всегда поймут и помогут. Какое счастье… И как больно терять этих людей. Невыносимо больно…»
— Эй, ты меня слышишь? Я у тебя есть. Ты помнишь об этом?
— Еще бы, — Влада, наконец, вышла из оцепенения, — ты у меня не только есть, но и пить, — Константин заходил к Владе всего несколько часов назад, поздравлял с выпиской из психиатрической клиники, — тем и живем.
— Что делаешь?
— Пишу… Точнее, пытаюсь это делать. Коть, это какой-то ужас. Я боюсь собственной печатной машинки. Мне кажется, все написанное мною будет нести в реальный мир одни разрушения…
— Классический бред сумасшедшего. Тебя рано выписали из больницы.
— Ты, как всегда, до крайности галантен.
— Слушай, я ведь завтра уезжаю. Дико хочу тебя увидеть до тех пор.
— Зачем? Ты ж видел меня только что…
— Ну… Ты мне сегодня, честно говоря, не очень понравилась. Думаю, стоит тебя куда-нибудь выгулять. Хочу посвятить день твоей психологической реабилитации.
— Господи, где ты уже успел набраться таких умных слов?
Владислава с Костиком знали друг друга тысячу лет, еще со школы, со времен радостного и беззаботного детства. Светлый и легкий юношеский роман был прерван вынужденным отъездом Константина на постоянное проживание в Москву. Последние несколько лет отношения между молодыми людьми переросли в странную игру на грани фола. Шаг влево повлек бы за собой бурную страсть, шаг вправо — самые что ни на есть невинные отношения, сводящиеся к банальным перезваниваниям старых приятелей. Но никакие шаги пока не предпринимались. Влада боялась разрушить гармонию установившейся дружбы, а Костик, видимо, считал себя не вполне подходящей кандидатурой.
— Слушай, я думаю, мне стоит приехать сейчас. Не нужно оставлять тебя одну, если ты в таком состоянии.
Владиславе вдруг захотелось закричать: «Костик, милый, приезжай скорее. Мне страшно. Я не могу больше сама!!!» Но пора было бороться с собственными слабостями.
— Ты же знаешь, — наигранно бодро произнесла девушка, — когда рядом я и печатная машинка, третий — лишний. Лучше подкинь мне какую-нибудь идею.
— О чем? — Костик быстро перестроился на рабочий лад.
— Пытаюсь настрочить одну новеллку на конкурс… Для твоего, между прочим, журнала. Я же знаю, что им там нужно: красивые пейзажи, утонченные персонажи и прочая любовь-морковь… А достойной фишки для сюжета придумать не могу.
Костик нахмурился. Он терпеть не мог, когда талантливые люди халтурили.
