Махкам Махмудов
БИБИХАНУМ
ПОВЕСТЬ
Перевод Л. Казаковой, М. Турсунова
Пусть скажет Афрасиаб, скажут надписи
Орхуна
В ожерелье истории, край мой,
Ты яркая жемчужина.
Эркин Вахидов
Там, где, широко разливаясь, привольно течет Сырдарья, есть неприметный, поросший камышом остров. Омывая его, неторопливо бежит река, по ночам мерцая серебристыми бликами лунного света. Шуршат камыши, и от легкого дуновения ветра их пушистые метелки опускаются в воду.
Спрячется серп молодой луны за облако, и все вокруг погружается во мрак. Бесконечно журчит река да лягушки выводят трели в камышах.
Но вот месяц опять вынырнул из облаков, отразился в воде...
Лишь чуткое ухо да острый глаз смогли бы сейчас заметить двух всадников, пробиравшихся к островку. Один из них, что помоложе, правитель Хутталана, раскинувшегося между Вахшем и Пянджем, другой - лет тридцати. На нем, как и на первом всаднике, булатная кольчуга, на голове - шлем, на серебряном поясе - исфаганский меч. Припав к гриве коня и натянув поводья, он осторожно, стараясь не шуметь, переплыл реку. Покинув седло на каменистом островке и слегка прихрамывая, он направился к всаднику, прибывшему с другого берега. Подняв забрала, воины крепко обнялись, словно век не виделись, постояли так молча. Привязали к кустам озябших в холодной воде коней и присели на поросший мохом валун.
- Брат мой, - первым нарушил молчание узкоглазый всадник, прибывший с западного берега. - Вы, наверно, и не подозреваете, какое тяжкое бремя взвалил на мои плечи эмир Хусайн?
Молодой собеседник, от которого веяло могучим здоровьем и силой, устремив взгляд своих голубых глаз на гонимые ветром облака, спокойно ответил:
- Вам поручено убить лучшего друга или захватить его живым в плен? Чего еще можно ожидать от этого подлого властителя?
- Помните, - спросил хромоногий, - когда удача сопутствовала нашим друзьям-сарбадарам при защите Самарканда от монгольских полчищ Ильяса-ходжи? Хусайн обещал им поддержку? А потом...
Многих наших -друзей эмир вздернул на виселице, а за оставшихся в живых запросил непомерный выкуп.
- Помню, - коротко ответил голубоглазый воин. - Немногие тогда спаслись...
- А ведь я еще не рассказал вам о том, что обреченных, за которых запросили немалые деньги, не смогли выкупить даже родственники. Чтобы освободить их, я отдал еще золотые браслеты жены
Ульджай Туркан-ara - родной сестры эмира Хусайна. Питал надежду, что шурин, увидев браслеты своей сестры, устыдится и возвратит их. Но куда там! Да разве дело в браслетах... Не зря великий хан Казаган сказал о нем: "Не хватало еще этого сопляка, чтобы гоняться за властью..."
- Верно сказано, - поддакнул голубоглазый воин, недолюбливавший Хусайна.
- Словом, после этого случая совсем охладел я к нашему шурину. А когда, спустя некоторое время, спутница моей жизни Ульджай Туркан-ага, покинув бренный свет, отправилась в лучший мир, Хусайн и беки заподозрили меня в ее смерти. К счастью, бывает так: чужие люди ближе родных, хвала всевышнему. В ту трудную минуту меня поддержали вы. Сколько потом мы одержали побед, сколько крепостей взяли!..
- С божьей помощью, возьмем еще не одну! - поддержал его голубоглазый.
- После смерти жены все мне опостылело. Я оставил Балх, Хисар, Шадман во власти Хусайна, - продолжал хромоногий бек, - но он не оценил этого великодушия, строил козни, стремясь уничтожить меня. Наши победы его удручали, злили, вызывали негодование, зависть бурлила в нем, и он замыслил коварную месть: отобрать Мавераннахр, убить меня и сесть на трон. Вы же знаете, сколько раз мы сражались, и не было случая, чтобы он не был повержен.
Но не подействовало, не образумило это его. Теперь хочет поссорить нас, чтобы сразу покончить с обоими противниками, вот и натравливает нас друг на друга. Эмир Хусайн очень опасается вас, зная, что вы не отказались от мысли отомстить ему за младшего брата.
Вспомнив о фирмане - указе эмира Хусайна о казни его брата Кайкубада, голубоглазый крепыш недобро сжал кулаки, в глазах его вспыхнул гнев.
- Да, не зря он меня боится. Я не узнаю покоя, пока не отомщу за брата, - решительно заявил он, и рука невольно потянулась к эфесу сабли.
- Перед тем, как поехать сюда, - задумавшись, продолжал хромец, - я, как всегда, посоветовался с пиром-наставником, святым шейхом Зайнаддином Кулалом, высказал ему одну мысль. Надо, чтобы Хусайн не знал о нашей встрече. Если предстоит битва, притворимся, что я победил, а вы - бежали. Потом, да поддержит нас всевышний, в подходящий момент мы объединим наши силы, дабы покарать этого трусливого клятвоотступника. Что вы скажете на это?
Хусравбек в душе воздал хвалу прозорливости и холодному рассудку полководца, сидевшего напротив, человека, который нередко малыми силами одерживал победы над многочисленным противником, используя военную смекалку, взял столько крепостей, чье имя всегда сеяло панику в стане чигатайских монголов.
- Что ж, пусть будет так... После небольшого сражения я двину войска к. Алайским горам. А вы, вернувшись, успокоите эмира Хусайна. Но долго я его терпеть на троне не желаю - огонь мести жжет мою душу.
