Без эмоций

Джон Льюисон вышел из лаборатории и прошел через покрытый ковром коридор к лифту. Двери лифта бесшумно раздвинулись, и он мягко спустился на два этажа. Здесь тоже были холлы, устланные коврами. Льюисон открыл дверь с аккуратной табличкой «Студия прослушивания». Секретарши в приемной удивились, увидев его: он пришел сюда впервые за семь или восемь месяцев. Следующая комната была затемнена. Джон сел рядом с Хэрбом Джевитсом. Хэрб был в шлеме и смотрел на широкий экран, в действительности представлявший собой панель из стекла, прозрачного с одной стороны. Через нее можно было наблюдать за происходящим в соседнем помещении. Джон надел шлем так, чтобы электроды плотно прилегали, нажал кнопку включения.

В комнату за экраном вошла девушка. Она была ослепительно хороша: длинноногая блондинка с миндалевидными зелеными глазами и нежно-смуглым румянцем. Комната была обставлена как гостиная: два дивана, стол, несколько стульев и журнальный столик. Все элегантно и безжизненно, как реклама мебельной фирмы. Девушка остановилась в дверях, и Джон почувствовал ее нерешительность, смешанную со страхом. Она неуверенно шагнула к дивану, и стал виден тянувшийся за ней провод. Он был присоединен к голове. В это время с другой стороны открылась вторая дверь. В нее вбежал возбужденный молодой человек с блуждающим взглядом. Девушка проявила беспокойство. Она старалась нащупать позади себя ручку и попыталась открыть дверь. Дверь была заперта. Джон не мог слышать, что говорилось в комнате за экраном, он только чувствовал реакцию девушки. Молодой человек с безумными глазами приблизился к ней. Его руки рассекали воздух, взгляд перебегал с предмета на предмет. Внезапно он бросился к девушке. Несколько секунд она была как будто парализована страхом, потом появилось нечто иное, какое-то чувство пустоты, которое иногда сопутствует скуке или чрезмерной самоуверенности.

— Стоп, — равнодушно сказал Хэрб Джевитс.

Молодой человек отступил от девушки и ушел. Девушка смотрела вокруг пустым, непонимающим взглядом.

— Поехали дальше, — проворчал Хэрб. — Шестнадцать вчера, двадцать позавчера… Все впустую. — Он с любопытством посмотрел на Джона. — Что заставило тебя выбраться из лаборатории?

— На этот раз Энн, — сказал Джон. — Она звонила весь вечер и все утро.

— Что там еще стряслось?

— Проклятые акулы. Это чересчур. Она не может все это выдержать.

— Погоди минутку, Джонни, — сказал Хэрб. — Давай пропустим еще двух девушек, а потом поговорим.

Следующая девушка была очень спокойна, настоящая актриса. В то время, когда проигрывалась сцена, ее подвижное лицо выражало всю гамму чувств, которых следовало ожидать, но внутри ее ничего не было задето. Она была за тысячу миль отсюда.

Новая девушка вошла медленно, с любопытством осматриваясь, нервничая. Она была моложе других девушек, менее уравновешенна. Когда вбежал молодой человек, ее чувства мгновенно перешли в страх, а потом в ужас. Джон не заметил, когда он закрыл глаза. Он сам был этой девушкой, плачущей, полной невыразимого ужаса, его сердце отчаянно билось, он хотел закричать, но не смог.

— Стоп! скомандовал Хэрб. Его голос дрожал. — Наймите ее, — сказал он.

— Давно вы начали такие пробы? — после нескольких секунд молчания спросил Джон.

— Пару месяцев назад. Я говорил тебе об этом. Черт возьми, Джонни, у нас не было другого выхода. Это была шестьсот девятнадцатая девушка. Шестьсот девятнадцать! И все — липа, кроме одной. Все холодны, как деревяшки. Ты имеешь хоть малейшее представление о том, сколько времени требовалось, чтобы это выяснить?

Джон Льюисон вздохнул. Он знал. В сущности, он сам предложил это, когда сказал: «Найдите для испытания предельную ситуацию, вызывающую крайнее волнение». Он не хотел знать, как Хэрб это осуществит.

— Ладно, — сказал он, — но ведь она совсем еще ребенок. Как насчет ее родителей, юридической стороны дела и тому подобного?

— Это мы утрясем, не волнуйся. Что с Энн?

— Она звонила мне пять раз. Эти акулы были последней каплей. Она хочет нас видеть, нас обоих, сегодня. Она сказала, что если мы не приедем, то не будет передачи. Она примет снотворное и будет спать, пока мы не явимся.

— Черт подери! Она не посмеет.

— Я заказал билеты. Мы вылетаем в двенадцать тридцать пять.

— Послушай, Джонни, — сказал Хэрб, — я сам займусь Энн.

— Что ты собираешься сделать?

— Всыпать ей по первое число. — Он довольно ухмыльнулся. — До сих пор она знала, что если заартачится, то заменить ее некем. Пусть теперь попробует!

Джон с удивлением понял, что ненавидит этого кряжистого краснолицего человека. Чувство было новым: ему казалось, что он ощущает вкус этой ненависти — вкус незнакомый и приятный. Хэрб перестал ходить по комнате и в упор посмотрел на него.

— Почему она позвонила тебе? Почему она хочет, чтобы ты тоже приехал? Она же знает, что ты не связан с этой стороной дела.

— Она знает, что я, во всяком случае. равноправный партнер, — сказал Джон.

— Да, но дело не в этом, — лицо Хэрба сморщилось в ухмылке. — Она думает, что ты все еще любишь ее. Она помнит, как ты относился к ней в самом начале, когда ты работал с ней и доводил свое изобретение. Она права, Джонни, малыш? В этом все дело?