Я знаю сказку из стародавних времен о мальчике и девочке, что шли в своей жизни навстречу одной-единственной цели.
Многие ли среди нас могут сказать то же самое о себе?!
Двести лет тому назад Финляндию постигла великая беда.
Кругом, куда ни кинь взгляд, бушевала война, города и селения были охвачены огнем, посевы вытаптывались, а более сотни тысяч жителей были обречены на гибель от меча, от голода, изгнания из родной страны и ужасающих хворей. Тогда, бывало, не услышишь и не увидишь ничего, кроме вздохов и слез, сетований, горя, пепла да крови, а все те, в конце концов, кто дольше всех питал надежды на лучшее, не знали, на что надеяться! Ибо бич Божий с небывалой силой был занесен над всей страной, а воспоминания тех дней не забудутся никогда. В те времена случалось также, что многие семьи разлетались в разные стороны — некоторых уводили в плен во вражьи земли, а другие бежали в леса да на дикие безлюдные вересковые пустоши или еще дальше, в Швецию. Жена часто ведать не ведала, где ее муж, брат не знал, где сестра, а отец с матерью — живы или погибли их дети. Когда же наконец недруги замирились, и те, кто еще оставался в живых, снова возвращались в свои пенаты, оказалось, что тех, кто не оплакивал бы и сохранил всех своих близких, нашлось совсем немного. Все было точь-в-точь как в сказке о юной жене рыцаря Синяя борода[1], что посылала свою сестру в башню, от-куда видно было все далеко-далеко вокруг, и непрерывно спрашивала:
— Анна, сестра моя, не видать ли кого на дороге?
Так спрашивали многие в то время, когда в горнице было пусто и одиноко, а от дорогих людей никакой весточки не приходило.
— Не видать ли тебе кого на дороге? Не видать ли тебе кого на дороге?
И большей частью слышалось в ответ:
— Нет, никого, никого не видать!
Но порой, как и в сказке о Синей бороде, случалось так, что вдали на дороге появлялось небольшое облачко пыли; облако все приближалось, и в конце концов появлялась небольшая кучка беглецов, искавших своих близких… Тогда взоры отца и матери высматривали своих дражайших детей, и если находили их после стольких лет разлуки, то-то было радости, радости такой, словно и горя-то никогда в жизни не бывало! И снова быстро возводились хижины, а поля вновь приносили урожай, и после минувших горестей наставало новое время.
В пору той долгие годы бушевавшей войны двое малолеток, брат и сестра, были уведены в чужеземную страну и обрели там дружественные сердца, что заботились о них.
Шли годы, брат с сестрой подрастали, не ведая ни в чем нужды, но при всем своем благоденствии так и не смогли забыть отца, мать и страну своих предков. С ними было, как со взятыми в плен евреями в Вавилоне[2], которые повесили свои арфы на ивы и не могли петь, ни играть, ни танцевать в чужеземной стране, ибо сердца их пребывали в Иерусалиме[3].
Когда прошла молва, что в Финляндии настало замиренье и что всем, кто хотел бы и мог, дозволено вернуться на родину, чужеземье стало для детей тяжкой долей.
И они потребовали:
— Отпустите нас домой!
Чужие люди, их попечители, улыбнулись и сказали:
— Отпустить вас домой? Глупые дети, вы, верно, не знаете, как далеко туда идти. Более сотни миль!
— Нам все равно, — отвечали дети, — только бы вернуться домой!
— Разве вы не обрели у нас свой новый дом? Здесь в изобилии одежда и еда, вы можете не страшиться холода, есть чудесные фрукты, пить молоко, жить в красивых домах вместе с добрыми людьми, что любят вас от всего сердца! Чего вам еще надо?
— Да, ваша правда, — отвечали дети, — но мы хотим домой!
— В вашем доме царит страшная нужда и не хватает самого необходимого! Вы будете жить в ужасающей бедности, мох будет вам постелью, а хижина из еловых ветвей — крышей, ветер и холод — вашими постоянными спутниками, древесная кора — вашим хлебом насущным. Ваши родители, братья и сестры, да и все ваши друзья давным-давно погибли. А когда станете их искать, найдете лишь следы волков в сугробах на пустынном пепелище, где стоял ваш дом!
— Да, — ответили дети, — но мы хотим домой!
— Ведь почти десять лет минуло с тех пор, как вас увели оттуда. Тогда вы были несмышленышами, малолетками пяти и четырех лет. Теперь вам пятнадцать и четырнадцать, и вы так мало знаете об этом мире. Вы все забыли — и дорогу в родные края, и самих ваших родителей, и так же, как вы забыли их, они, если живы, забыли и вас.
— Да, — отвечали дети. — Но мы хотим домой!
— Кто тогда укажет вам дорогу?
— Бог, — ответил мальчик. — А кроме того, я помню, что на дворе у моих родителей росла высокая березка, где много-много красивых птичек пели по утрам на солнышке.
— А я помню, — сказала девочка, — что там сквозь березовую листву вечерами светит звезда.
— Глупые дети, — возразили их попечители. — То, чего вы хотите, — лишь одно дурачество да верная погибель!
И они запретили детям даже думать о своем прежнем доме. Но чем больше они запрещали, тем больше думали о нем дети. И вовсе не из непослушания, а лишь потому, что неизменно и непоколебимо думали о том, как хотят они вернуться в страну своих предков.
Однажды лунной ночью, когда мальчик не мог сомкнуть глаз из-за мучивших его мыслей, он спросил у сестры: