В конце июля в город впервые после войны приехал областной цирк. На столбах, заборах и стенах домов появились пестрые афиши, и возле ярко размалеванного фокусника, тянувшего изо рта бесконечно длинную ленту, толпились ребята и взрослые.
Проходя мимо цирка, Женя Зайцев подолгу останавливался и с завистью глядел на счастливчиков, покупавших билеты. А когда на стенах появилась новая афиша, еще мокрая от клея, Женя просто потерял покой.
Могучий желтый лев с густой спутанной гривой, широко открыв зубастую пасть, готов был броситься на всякого, кто останавливался у афиши. А рядом с ним спокойно стояла высокая тонкая женщина в черном платье и с улыбкой смотрела на хищника. Сжимая в правой руке хлыст, левой она добродушно трепала его гриву. «Укротительница львов Ирина Забережная», — было написано внизу.
Правда, Женя уже был один раз в цирке, но с сегодняшнего дня цирк выступал с новой программой, а мать денег на билет больше не давала. В учебное время можно сэкономить на завтраках, но сейчас были каникулы.
Женя постоял, повздыхал и уже собрался было уходить, но вдруг кто-то тронул его за плечо. Перед ним стоял Савва Глухарев.
— Здорово, — лениво сказал он.
— Здорово, — ответил Женя.
— Сила! — Савва кивнул на льва.
— А почему раньше его не показывали?
— В дороге простудился, занемог. А теперь выздоровел. Лев берберийский, на весь мир знаменитый. Не слыхал?
— Нет. А как ты проходишь — прорываешься или через запасной вход?
— Что я, гаврик какой-нибудь? Слава богу, вышел из того возраста.
— Значит, по контрамарке?
Савва только присвистнул:
— Не ерунди!
С минуту они постояли молча.
Женя пощупал в кармане гривенник — все, что у него было, и вдруг сказал:
— Жарища какая! Водички не хочешь?
— Это можно, — позевывая, ответил Савва.
И мальчишки пошли к перекрестку, где под полотняным навесом стояла тележка с водой.
— Два стакана чистой. — Женя положил монету в лужицу воды на тележке.
Савва ухмыльнулся краешком губ.
— Прошу с сиропом, — сказал он, — с удвоенной порцией. — Он протянул продавщице новенькую хрустящую трехрублевку. — Убери свою мелочь.
Женя опустил в карман мокрый гривенник и, чтобы скрыть неловкость, отошел в сторонку.
— Так как же ты проходишь? — спросил Женя, когда они выпили шипучей воды и отошли.
— «Как, как»! Что ты пристал ко мне? Подхожу к кассе, беру билет, подаю контролеру… Вот так и прохожу.
Женя ничего не ответил. Он только пощупал в кармане гривенник и посмотрел куда-то мимо Саввы: что поделаешь, везет человеку!
— Если хочешь, могу и тебя провести.
— Ты всерьез?
— Глухарев не любит трепаться, запомни.
— А когда? — не особенно веря, спросил Женя. — Сегодня?
— Завтра.
— А где встретимся? Возле цирка?
Савва ничего не сказал, взял Женю под руку, привел в небольшой скверик и усадил на скамейку.
— Завтра в пять утра придешь на Двину. В кустах возле домика бакенщика. Ясно?
— Ага, — ничего не понял Женя.
— На месте все объясню. И чтоб не трепаться никому. Ясно? Могила. А вечером в цирк с тобой сходим. Ну, я пошел. Гуд бай.
Савва встал, стряхнул пылинку с черных, хорошо выглаженных брюк, кивнул ему и зашагал через скверик на центральную улицу, а Женя остался сидеть.
Ничего делать в этот день Женя не мог. Рассеянность его даже мать заметила — во время ужина он стал вилкой размешивать кусочки сахара в стакане.
Укладываясь в постель, Женя очень боялся проспать. Уйти решил тайком. После как-нибудь оправдается — скажет, на рыбалку с дядей Васей ходил.
Женя укрылся одеялом, зажмурил глаза, и сразу же из темноты выплыла арена цирка. Веселые лошадки, всхрапывая, звенели колокольчиками на сбруе, клоун как угорелый убегал от них, фокусник, сверкая разноцветными камнями на черном костюме, размахивал палочкой. Потом свет погас, и в темноте один за другим взлетали горящие факелы — выступал жонглер…
После каждого номера Женя вскакивал с кровати и бесшумно подходил к будильнику, который стоял на широком, как слоновья спина, буфете.
Словом, спать в эту ночь не пришлось…
Осторожно прихлопнув на французский замок дверь, Женя зашагал по спящему городу к реке. Солнце взошло недавно и еще не успело нагреть воздух. На улицах — ни души. Одни только дворники поливают тротуары, и длинные черные шланги, как индийские удавы, шевелятся на асфальте. Возчики в высоких фургонах развозят по булочным хлеб утренней выпечки, и в воздухе вкусно пахнет поджаренной корочкой.
Женя сглотнул слюну и прибавил шагу.
Возле Двины стало еще свежей. С реки дул влажный, колючий ветерок, и по воде пробегала мелкая рябь, похожая на гусиную кожу.
По крутой тропке Женя спустился к домику бакенщика. Сандалии мягко вязли в сыром от росы песке. В густом ивняке его уже дожидался Савва. Обхватив руками колени, он сидел с папиросой в зубах на валуне и глядел на Двину. Тонкими голубыми ниточками дым отвязывался от папиросы, расходился и таял в воздухе.
Женя поздоровался и присел на корточки рядом. Савва короткими затяжками докурил папиросу до золотых букв на мундштуке, бросил окурок на землю и каблуком вдавил в песок. Потом сплюнул сквозь зубы — плевок пролетел метра три.
— Пришел точно, — сказал Савва, глянув на ручные часики «Победа».
