Перевод с испанского и вступление Н.Матяш
Было бы несправедливо утверждать, что произведения Висенте Сото не знакомы в нашей стране: на русский язык переведены его роман «Три песеты истории», отрывки из романа «Луна растущая, луна убывающая», рассказы. И все же имя его знают, по всей видимости, лишь те, кто следит за переводами испанских авторов с особым вниманием. Ведь Висенте Сото — писатель с негромким, очень своеобразным голосом, неспешный, равнодушный к сиюминутной популярности, к модным литературным веяниям и тенденциям. Другими словами — писатель классического склада. И внимательный читатель, без сомнения, почувствует, насколько творчество Висенте Сото неотделимо от национальной литературной традиции. Разве отточенные до филигранности рассказы «Силуэт на земле» и «Беглецы» не напоминают нам философско-поэтическую прозу Хуана Рамона Хименеса? Висенте Сото действительно умеет увидеть поэзию и возвышенное в самых будничных ситуациях. Именно поэтичность, тонкий лиризм и составляют одну из главных особенностей художественного стиля В. Сото. Все его рассказы, даже написанные от третьего лица, кажутся внутренними монологами благодаря особой, подчеркнуто разговорной интонации, неторопливой, иногда почти напевной, с многочисленными повторами. Испанская критика как-то назвала один из романов В. Сото «экзистенциальным» (не экзистенциалистским!), то есть произведением, где почти нет социально-исторического фона, примет времени и где высвечено только самое главное, сущностное в человеке.
Возможно, эта особенность писательского взгляда на мир проистекает из жизненных обстоятельств самого В. Сото, который с 1954 года живет в Лондоне. Человек с республиканским прошлым, юношей отстаивавший свои идеалы с оружием в руках на мадридском фронте, он с трудом адаптировался к франкистской действительности послевоенной Испании и, в совершенстве владея английским, уехал в Лондон, где работал переводчиком в одной международной организации. Здесь и написаны — по-испански, разумеется, — почти все его произведения: роман «Прыжок» (1966), получивший одну из самых почетных литературных наград Испании, премию имени Надаля, романы «Бернард, который летал» (1972), «Черный петух» (1973), «Три песеты истории» (1983), «Песнь для безумца» (1986), «Луна растущая, луна убывающая» (1993), многочисленные сборники рассказов.
В 2001 году муниципалитет Валенсии, родного города писателя, организовал торжественное чествование Висенте Сото и выпустил к этому событию антологию рассказов, которые были отобраны самим автором. Писатель назвал этот сборник «Рассказы оттуда и отсюда», обозначив таким образом доминанту своего существования — личного и творческого, — которое протекает между Лондоном и Испанией.
Из этого сборника и взяты рассказы, предлагаемые сегодня вниманию читателей. Все они написаны в 90-е годы, все — на стыке исторической реальности и ее философско-поэтического осмысления.
И последнее, а возможно самое главное, что еще хочется сказать о творчестве Висенте Сото. Герой его — всегда маленький, незаметный человек, очень часто изгой, отверженный в мире, где принято поклоняться успеху и процветанию. И Висенте Сото любит каждого из своих героев, видит в каждом из них личность с глубоко выраженной самобытностью и чувством собственного достоинства. Потому что Висенте Сото — воспользуемся цитатой из рассказа Сомерсета Моэма — наделен «редчайшим, самым ценным и прекрасным даром, каким только может обладать человек… Если вы не догадались, что это за дар, я скажу вам: доброта, просто доброта».
— Мы японцы, — сказал Вин, а Сон сказал:
— Потому что мой папа так говорит.
Маи молчала. Я не спрашивал, кто они — я вообще ничего не спрашивал.
Маи четыре годика. Ее браться постарше: Вину лет семь, а Сону около пяти. Все на нашей улице знают, а вернее, думают, будто знают, что они вьетнамцы. А точнее, board people, беженцы, приплывшие морем — как их когда-то окрестили (если вольно перевести с английского слова, сказанные о первых вьетнамцах, подобранных спасательной лодкой, Ile de Lumiere, а уже потом так стали называть бесчисленных скитальцев, тех, кто бежал морем — а именно так они тут и очутились, — покинув свою землю и связав все надежды с другой землей.
На нашей улице Вин, Сон и Маи появились месяцев семь-восемь назад. Прямо со своей родины? Не знаю. Но они были тут. Они вписались в многоцветную людскую мозаику Лондона, а садик позади их дома пестрел не цветами, а зеленью шпината, капусты, брюссельской капусты, картофеля, салата. Лучше уж так, думаю я. Мы были в моем маленьком гараже, когда Вин и Сон сказали мне это. Я открывал дверь, чтобы вывести машину, и они протиснулись внутрь. Я знаю, как их зовут, потому что Вин как-то написал мне их имена. Глаза у них раскосые (естественно), а черные челки на лбу подрагивают, как бахрома старинного абажура.
— Японцы, — сказал я. — Ну конечно.
Захваченные водоворотом изгнания, а это в наши времена все равно что живым быть втянутым в воронку смерти, они знают, что «японец» сегодня на Западе звучит лучше (более «по-западному»), чем «вьетнамец».