Таргел осторожно, стараясь не расплескать воду, бежал по тропинке, петляющей среди скал и поднимающейся к замку. Сколько он себя помнил, почти всегда эта тропинка была с ним. Братство не терпит строптивых. Братство требует безусловного повиновения и бездушного послушания. И тот, кто задает вопросы, обречен на выполнение самой тяжелой работы. Поэтому каждое утро, перед рассветом, когда остальные послушники еще сопят на своих лежанках, он берет ведра и спускается к реке, чтобы наполнить бочки на кухне. Двадцать ведер. Десять ходок вверх-вниз. И каждое утро тропинка, как живое существо, меняет свои очертания. Там исчезнет камень, здесь появится, вольготно развалившись посреди дороги. А то и вообще свернет в другую сторону, заставляя пробираться среди скал, выискивая новые пути. Чтобы не расслаблялся, значит. И так с тех пор, как привезли его сюда, девятилетним мальчишкой.
Воспоминания о доме уже давно стерлись из памяти. Остался лишь окровавленный отец, лежащий на полу, да крик матери, склонившейся над ним. Братство не спрашивает согласия у своих новых членов. Братство приходит и берет тех, кто ему подходит, и горе тем, кто посмеет воспротивиться этому.
К сожалению, а может и к счастью, упрямый характер его отца сказался и в Таргеле, вызывая гнев наставников. И, скорее всего, давно уже стал бы он дичью в большой охоте, в назидание другим непокорным, да уж больно впечатляли его успехи в боевой учебе. С раннего детства отличался Таргел одной особенностью — любая вещь, попавшая ему в руки, тут же ломалась. И вовсе не потому, что был он таким уж силачом, или так уж старался отличиться, просто стоило ему взять в руки что-либо и он сразу видел, что если слегка нажать, допустим вот сюда и при этом потянуть вот здесь, то эта, крепко сделанная штука, развалится. Позже он, конечно, научился не тыкать пальцем почем зря, однако слух о необычном мальчугане уже пошел. И в одну из тихих ночей в их дом вошел посланник темного Братства.
Значительно позже, когда он понял, что единственная возможность для него выжить — это стать лучшим из лучших, этот его талант пригодился в полной мере. Он почти никогда не проигрывал другим послушникам в бою, потому что всегда знал, куда бить. Он, в прямом смысле этого слова, видел слабые места противника. Потому и бились над ним учителя, ломали характер, пытаясь превратить его в не рассуждающего исполнителя, совершенную машину смерти.
Конечно махание кулаками и всеми доступными видами оружия далеко не единственное, чему их учили, ведь из них готовили не воинов — из них готовили убийц, лучших убийц в этом подлунном мире. А хороший убийца должен знать и уметь многое. Подняться по гладкой вертикальной стене, просочиться в такую щель, в которую не всякая кошка пролезет, слиться с тенями так, что человек пройдет в двух шагах от тебя, не заподозрив о твоем присутствии, уметь быть своим и среди знати и в последней трущобе, знать все о ядах, чувствовать опасность всей своей битой-перебитой шкурой…
И вот тут то и начинаются трудности. Ну не чуял он опасности, слишком уверен был в своих силах. И никакая магия не помогала, пока один из наставников не додумался надеть ему на глаза повязку…
В одно мгновенье из грозного бойца превратиться в беспомощного котенка. Ох и покуражились над ним друзья-завистники, стократ возвращая все, полученные за прошедшие годы, синяки, в конце концов у каждого из них имелись свои таланты, пусть и не такие впечатляющие, бесталанных сюда просто не брали. Полгода в кромешной тьме ада, готовой в любой момент взорваться болью. Выручала только безумная жажда жизни и его знаменитое упрямство, не позволяющее сдаваться. И вот наконец оно пришло, слабое и неразвитое, ничем не объяснимое, и тем не менее, живущее в каждом человеке, поставленное перед реальной опасностью физической смерти, оно наконец вырвалось наружу.
Лежа в очередной раз на земле, опрокинутый мощным ударом подкравшегося мерзавца, и, вслушиваясь в грохот собственного сердца, пытающегося протолкнуть кровь, через тугой узел боли в солнечном сплетении, он вдруг почувствовал, как переполняющая его бессильная ярость истекает из него капля по капле, и остающаяся на ее месте пустота гасит боль, принося в сознание ощущение совершенного покоя. А потом, когда пустота заполнила его всего, без остатка, он вдруг услышал окружающий мир. Он услышал трепетание листьев на дереве, растущем в сотне метров от места драки, всей кожей он ощутил шепот легкого ветерка и понял, о чем тот пытается ему рассказать. Теперь ему не надо было прислушиваться, пытаясь почуять своего противника, он просто знал, где тот находится. Он ощутил себя центром стометровой сферы — сферы своего влияния…
Тот день стал черным днем для его истязателей. Похоже наставники остались весьма довольны, но повязку так и не сняли.
Таргел улыбнулся своим воспоминаниям, огибая очередной камень, и резко остановился, в темноте, окружающей его, не раздавалось ни одного лишнего звука, собственно говоря не было вообще никаких звуков, они попросту исчезли. Таргел помотал головой, пытаясь избавиться от непонятной глухоты, и тут резкое чувство надвигающейся опасности заставило выпустить ведра и прыгнуть в сторону. Мягкий толчок воздуха сказал ему, что нечто пронеслось там, где мгновенье назад находилась его голова. Таргел повернулся к атакующему и блокировал следующий удар предплечьем, принимая его на защитную пластину, он почувствовал как лезвие скрежетнуло по металлу наручей и слегка спружинил, давая ему соскользнуть в захват, находящийся возле локтя. Резкий поворот кисти, предплечье опускается вниз, и выбитый меч покатился по земле. Не давая противнику опомниться, Таргел бросился вперед, его кулак сходу врезался в…Металл. Таргел едва не взвыл от боли и неожиданности. Ургх! Доспехи! Откуда, здесь, взялся человек в доспехах? Тем временем ему удалось захватить руку, слегка ошеломленного ударом противника, и он тут же начал разворот, выводя его на бросок. Чувство опасности, возникшей сзади, было настолько острым, что он, не закончив начатого движения, нырнул вниз и вперед, укрываясь за первым нападающим. Дернувшееся и тут же обмякшее тело противника подтвердило правильность его действий.