Одни сутки хирурга Денисова
Негромко стукнула входная дверь во второй парадной трехэтажного дома дореволюционной постройки. То Денисов, не торопясь, вышел наружу. Он рефлекторно поежился, попав из теплого помещения на колючий мороз, и привычно задрал голову. Там, в вышине, сквозь серую пелену зимнего неба тускло блеснула одинокая луна и через мгновенье скрылась, потонув в толще огромного лохматого облака, лениво плывущего в ночной мгле. Облако вытряхнуло на Денисова не особо густой поток крупных мягких снежинок. И, не обращая на него никакого внимания, потянулось дальше на юг, увлекая за собой остальных своих собратьев, похожих с земли на огромные комки серой ваты, что пристроились к нему сзади. Стряхнув с мокрых волос пушистый снежок, Денисов отчаянно зевнул, по привычке прикрыв рот рукой, натянул на не успевшую просохнуть после утреннего душа голову капюшон и, поправив ремень черной сумки, висевшей на левом плече болоньевой куртки, нехотя вошел под широкую арку, ведущую на улицу.
До метро от его дома, если топать дворами, то минут десять прогулочным шагом. Фонари горят исправно, дорога знакома, ноги четко печатают шаг на свежем снежке. Воздух чист и прохладен. Ветра почти нет. Так, легкое колебание воздушных масс. Город еще спит. А вместе с ним спят дома, деревья, машины и люди. Коты вот чего-то не спят. Вон один такой весь из себя рыжий и упитанный котяра, воровато озираясь, вылез из-под ворот, перекрывающих арку соседнего дома, и не спеша, мягко переставляя пушистые лапки, потрусил вдоль окон первого этажа в противоположном направлении. Чего ему надо? Что заставило явно небедствующего котика путешествовать по заснеженной улице в столь ранний час? Не найдя ответа, Денисов проводил его любовным взглядом и машинально посмотрел на ручные часы: семь двадцать. Последний раз, взглянув на уже едва различимого в редеющей темноте барсика, двинул дальше.
Несмотря на ранее утро выходного дня в метро оказалось многолюдно. Хорошо, что Денисов заранее позаботился о жетонах, иначе бы сейчас потерял уйму времени. У него все распланировано по минутам. Вот он прошел турникет. Вот спустился по эскалатору вниз и успел попасть на подъехавший электропоезд. Народу битком, но по ходу движения вагон скоро освободится. От метро «Автово» до «Девяткино» ехать ровно сорок минут. Основная масса пассажиров схлынет на «Площади Восстания», и тогда можно будет спокойно сесть на освободившееся место и дочитать последний том из четырехтомника Сергея Довлатова.
Пока Денисов на автопилоте проделал весь путь от дома до электропоезда, то окончательно проснулся. Утренняя подземная суета не дает расслабляться и невольно настраивает на рабочий лад. В восемь десять он заложил закладку в книгу, убрал ее в сумку и, не торопясь, проследовал на привокзальную площадь метро «Девяткино». Оттуда отходили маршрутки до нужного места.
Так уж получилось, что Денисов влез в ипотеку. Не хотел, а пришлось. Развод с женой, после четверти века брака, – штука сложная. Поэтому, работая в хирургическом отделении питерской больницы почти не колеблясь, согласился на предложение приятеля подработать в ближайшем пригороде. Свободное время уменьшилось, зато увеличилось количество дежурств. Понятно, что всех денег не заработать. Тем более в медицине, в нашей российской медицине. Но, кроме меркантильных, были и другие интересы.
Его всегда влекла экстренная хирургия со своей непредсказуемостью и адреналином. А последние лет пять Денисов занимался исключительно планом. Где нет бессонных ночей и …подвига. Вот и решил он вспомнить молодость, да тряхнуть стариной. Подвигов, знаете, захотелось.
Больница, куда ехал на дежурство Денисов, отстояла от Питера всего на пятнадцать километров. Но относилась к сельской местности и обслуживала население близлежащих населенных пунктов. Проще говоря, сильно напоминала ту отдаленную ЦРБ, где он когда-то начинал работать сразу после окончания интернатуры.
В салоне маршрутки традиционный дубак. Из стянутого холодом рта выдыхается заметный парок. Пятой точкой начинаешь понимать, что такое настоящая российская зима. Хотя, под пассажирами, пускай и не новые, но все же кресла, обтянутые негнущимся дерматином, но холод дает о себе знать. Сиденья далеко не теплые. Все немногочисленные попутчики не снимают с себя шапок, перчаток, не расстегивают верхнюю одежду. Греются, таким образом, матеря про себя незадачливого водителя, у которого вечно сломана печка.
За промерзшими, напрочь заиндевелыми боковыми окнами ничего не видно. Денисов вытягивает шею, силится рассмотреть в водительское окно, где они сейчас проезжают. Автобус яростно трясет, качает из стороны в сторону. Тут что-то громыхает сзади. Визг тормозов, и громкая брань водителя. Перемежая узбекские слова с русским матом, шофер вываливается на улицу. Через незакрытую дверь ругань отдаляется. Вот уже слышно, как он кому-то звонит по мобильному телефону и чего-то там объясняет.
Пассажиров не так много, человек десять. Все они начинают недоуменно переглядываться между собой, кое-кто даже пытается расколупать пальцами толстый налет снега на окнах и рассмотреть уличный мрак. Один особенно нетерпеливый пассажир, средних лет мужчина в лохматой собачьей шапке, красном пуховике с черными от долгой носки локтей и с мученическим лицом неопохмелившегося слесаря-водопроводчика, выбирается наружу через переднюю дверь, впустив в салон пахнущую зимним лесом стужу. Стало слышно, как он о чем-то горячо спорит с водителем. Причем вворачивая в свою пламенную речь далеко не литературные обороты.
