Андрей Ковтун
БАРАНОВА БАЛКА
Повесть
Андрей Ковтун пока не член Союза писателей. Но разве принадлежность к авторитетной организации литераторов гарантировала кому-нибудь признание и читательский успех? Каждая книга - первая она или двадцатая - это дебют, ей приходится наново, как весеннему ручейку, пробивать дорогу к человеческим сердцам и душам и уже через них - в безбрежное литературное море.
Андрей Ковтун дебютировал в журнале "Пионерия" в 1985 году повестью "Баранова балка" - произведением о судьбе трудного подростка-старшеклассника. Хорошее знание современной школы, ее проблем (автор в недавнем прошлом - учитель) помогло ему создать глубоко реалистичное произведение с умело закрученным, почти детективным сюжетом.
Литератора отличает уверенность почерка, доброта и доверие к своим героям, смелость в выборе темы - для начала, согласитесь, немало. Но пусть вас убеждает в этом сам автор, ему слово.
Вовку Калашника из седьмого "А" вызывали к директору.
Грехов за ним водилось великое множество, и он не сразу сообразил, о чем будет речь. Но когда в кабинете Степана Петровича увидел Половкина, понял все.
"Вот куркульская морда! Еще и жаловаться пришел"- зло подумал он и приготовился огрызаться.
Кроме Половкина, у директора сидели еще двое: их классный руководитель Юрий Михайлович и лейтенант из детской комнаты милиции Галина Степановна. Взглянув на нее, Вовка затосковал. Он по опыту знал, что сейчас начнется тягучий и нудный разговор. Она задаст ему тысячу вопросов, а в конце станет угрожать спецшколой. Так было уже не раз, так будет, наверное, и сегодня.
- Ну что, Калашник? - начала Галина Степановна. - Опять фокусничаешь?
Вовка переступил с ноги на ногу и уставился в окно.
- Нет, ты не отворачивайся, Калашник. Ты отвечай.
Вовка по-прежнему молчал, но Галина Степановна была терпелива. Она знала, что главное в разговоре с подростками - это выдержка.
- Напрасно ты молчишь, напрасно. Только себе хуже делаешь.
- Так, а что отвечать? - отозвался наконец Вовка.
- Отвечай, как ты докатился до такой жизни. Дерешься, бродяжничаешь, а теперь вот людям окна бить начал.
- Во! - подхватил Половкин. - Пусть про окна расскажет.
Вовка скривился и даже фыркнул немного, чтобы показать полное свое неуважение к этому типу.
Галина Степановна, увидев это, сокрушенно покачала головой:
- Значит, еще и фыркаешь? Нанес человеку материальный ущерб и еще фыркаешь?
Вовка по-прежнему продолжал смотреть в окно, но лицо его уже начало медленно покрываться белыми пятнами, будто лишаями.
"Кого она защищает? Ведь это же самый настоящий куркуль", - думал Вовка, и от этой очевидной несправедливости в нем поднималось желание и говорить, и делать все наоборот.
- Нет, вы только посмотрите на его вид, - обратилась к присутствующим Галина Степановна. - Он ведь совсем не чувствует своей вины.
- Не чувствую! - с вызовом ответил Вовка.
- То есть, ты хочешь сказать, что завтра или послезавтра ты можешь совершить то же самое? Я правильно тебя поняла?
Вовка молчал.
- Ну что ж, - внятно, будто диктуя, произнесла Галина Степановна. - Тогда мы серьезно подумаем о направлении тебя в спецшколу. Очень серьезно подумаем.
- Ты вот что, Владимир, - вмешался Степан Петрович. - Ты расскажи все-таки, за что побил окна товарищу Половкину.
- Да. За что? - повторил Половкин. Он сидел весь красный от напряжения, и усы его время от времени дергались.
На Половкина Вовка даже не взглянул, а директору ответил:
- Он сам знает.
- Не знаю! - Половкин поворачивался то к директору, то к Галине Степановне. - Не знаю! А если он имеет в виду, что я свою собаку в луже искупал...
- В луже? - вскричал Вовка. - И он это называет лужей? Да я ему и остальные окна побью!
Половкин вскочил со стула:
- Вот! Теперь вы сами слышали. Будете свидетелями, если что случится.
- А ничего не случится, - торжественно, как приговор, объявила Галина Степановна. - Ничего не случится, потому что завтра же он будет отправлен в спецшколу. Мы и так долго терпели, учитывая его семейное положение.
Нет, лучше бы она не говорила о его семейном положении. Не любил Вовка никаких напоминаний о том, что он сирота и живет только с дедом. Мать его умерла пять лет назад, а отец куда-то исчез еще до Вовкиного рождения. Поэтому всякие разговоры о родителях причиняли ему боль и вызывали в душе ожесточение. Та злость, которую он только что испытывал к Половкину, перенеслась вдруг на Галину Степановну, и уже ей он крикнул дерзко и с вызовом:
- Ну и ладно! Ну и отправляйте! Там тоже люди живут!
Степан Петрович нервно заходил по кабинету. Он почувствовал бестактность Галины Степановны, но не знал, как ее исправить. В конце концов он подошел к Вовке и спросил:
- Так что там за лужа такая, из-за которой весь сыр-бор загорелся?
Вовка стоял сейчас в каком-то оцепенении, внезапно почувствовав полное безразличие и к тому, что здесь происходит, и к своей судьбе. Пусть отправляют куда хотят, хоть в десять спецшкол, лишь бы скорее закончили этот разговор и выпустили из этой комнаты А может, самому уйти?
Юрий Михайлович, все время сидевший молча, вдруг повернулся к нему и быстро спросил:
