Ланс Лэйгин. Мурранская республика
Публичные лекции профессора Аделарда пользовались огромным успехом, особенно у молоденьких студенток. Большой лекционный зал Саломийского университета, как правило, не вмещал всех желающих, поэтому любопытствующий народ запасался стульями загодя, устраиваясь в проходах между столами. Самые преданные фанаты профессора располагались на ковриках прямо у подножья кафедры. Опоздавшие же неудачники вынуждены были толкаться в дверях. Впрочем, нет худа без добра. Лучшего шанса поднять на плечо хорошенькую первокурсницу могло больше и не представиться. И пока очаровашка Брис Аделард вещал о неразгаданных загадках и страшных тайнах давно минувших эпох, исследовать завороженную бархатным профессорским баритоном девицу на наличие приятных достоинств. Кому, как не будущему археологу, обученному неторопливо расчищать хрупкие черепки мягкой кисточкой, уметь незаметно для объекта определить и размер бюста, и длину ног, а при желании — и фасон пояса для чулок. Полевые работы, как говорит профессор, это неоценимый опыт для любого ученого. Как же он прав, старый сердцеед!
В другое время Ланс обязательно воспользовался бы своим опозданием с толком. Скажем, познакомился бы поближе с миленькой брюнеткой, безуспешно пытающейся протолкаться через толпу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своего кумира. В том, что именно седовласого Бриса Аделарда малышка регулярно видит в трепетных снах, Ланс не сомневался ни мгновения. Ему ли не узнать этот лихорадочный блеск глаз, порывистое дыхание и обольстительно пунцовеющие искусанные губы.
Когда Брис вдруг устремляет взор куда-то в пространство, в сверкающий свет, льющийся из высоких арочных окон, и говорит, обращаясь неведомо к кому, будто забыв обо всем на свете: «Иногда мне мерещилась синяя зыбь озер и тенистая зелень там, где был лишь песок и камень. Мираж… Символ человеческой жизни, вот что он такое. Твои глаза видят воду, а её нет и быть не может. Весь пот сразу же высыхает на сухом жарком ветру. Кожа воспаляется. И хочется пить, пить и снова пить…», девичье серце просто обязано забиться чаще.
И из его ярких голубых глаз, в которых навеки отразилось небо пустыни, являет себя завороженным слушателям такая отчаянная тоска по ужасной и прекрасной стране, грозящей цивилизованному человеку тысячей опасностей. Надо заметить, что дизентерия, тиф и малярия — отнюдь не весь скорбный список фатальных напастей. Есть, есть и кое-что похуже некрасивых хворей.
Но всемирно знаменитый Брис Аделард уже смертельно болен тайнами этой суровой земли и нет ему исцеления.
Здесь Ланс Лэйгин, должно быть, понимал его лучше всех. Помнится, отец говаривал, что мужчина, не имеющий Великой Цели, не достоин называться мужчиной, и на знаменах оного просто обязаны быть начертаны три главных слова: «Цель. Страсть. Воля». Исходя из этого постулата, профессор Аделард по праву носил штаны на юношески стройных чреслах.
— Однако Китлал преподнес нам всем еще один сюрприз, — проникновенно вещал он. — В одном из разрушенных домов мы нашли нечто совершенно загадочное. На полу лежали скелеты семерых детей, одной женщины и одного мужчины. Смерть настигла их одновременно, это было очевидно даже непосвященному. На останках имелись богатые украшения: золотая налобная повязка, семь золотых браслетов, два серебряных и три бронзовых кольца, пять жемчужин, серебряный амулет в виде колеса. В одно из драгоценных колец вделано три шарика из бирюзы, нефрита и кварца, которые можно поворачивать. Семь, два, три, пять и один. О чем вам говорят эти цифры, друзья мои?
Аудитория тут же погрузилась в тишину, восторженную тишину, свойственную лишь собранию потрясенных открытием неофитов. Миленькая брюнетка даже рот разинула от изумления. Кстати, очаровательно разинула, соблазнительно так.
Работают старые приемчики, еще как работают.
— Ну же? Кто процитирует из «Книги возрожденных»?
Сейчас Брис обведет пытливым взором лес поднятых рук и безошибочно выберет самую умную и красивую девушку на этом курсе. Любому божеству необходимы жрицы.
— Слушаю вас, Годэлив.
— И сказала Гудари такие слова, — цитировала дрожащим от возбуждения голосом дева, — Восемь раз надевала я маску скорби. Восемь раз сиротела. Потеряла пять мужей, двух сыновей и одну дочь, семерых сестер и брата; я несчастна и одинока».
— Вот вам и магия, вот вам и символика, дамы и господа. А какая связь между двухтысячелетними мертвецами из Китлала, «Книгой возрожденных», составленной из обрывков древних сказаний северных народов, и якобы волшебными цифрами предстоит узнать вам, друзья.
Аплодисменты не смолкали четверть часа. Еще немного, и профессора попросили бы выступить на «бис».
— Он — гений, — прошептала растроганная брюнеточка.
О да! Так гениально передергивать и подтасовывать факты может лишь гений. В такой неточной науке, как археология, истиной станет то, что признается таковой самым влиятельным, самый авторитетным мэтром. Символику в китлалском захоронении можно трактовать и так, и эдак, но мнение профессора Аделарда считается верным. Калитарская же гипотеза кладоискателя Лэйгина заклеймена ошибочной и вредной. Вот так!
