Прежде всего все обращали внимание на её глаза. Тёмные, широко расставленные, они выделялись на её плоском квадратном лице. Её «яркий взгляд мог бы высушить кактус», – писали в Newsweek, но для поклонников Айн Рэнд её глаза источали ясность, проницательность и глубокомыслие. «Когда она смотрела мне в глаза, она будто смотрела мне в душу, видела меня насквозь», – вспоминал один знакомый. У её читателей возникало такое же ощущение. Слова Рэнд могли проникнуть прямо в душу, растормошить потайные уголки сознания и скрытые мечты. Один магистрант факультета психологии сказал ей: «Твои книги сильно повлияли на мою жизнь. Я будто заново родился… Что поражает больше всего, так это то, что я не помню, чтобы когда-либо читал книгу от корки до корки. Теперь всё по-другому. Я читаю всегда. Кажется, что не могу не поглощать знания». Иногда Рэнд провоцировала обратную реакцию. Теоретик либертарианства Рой Чайлдс настолько возмутился атеизмом «Источника», что, прочитав книгу, сжёг её. Вскоре Чайлдс изменил своё мнение, всерьёз взявшись за изучение её трудов и став одним из важнейших её критиков. Её работы отправили его, как и многих других, в путешествие интеллекта длиной в жизнь[1].
Хотя Рэнд прославляла жизнь разума, её наиболее жёсткими критиками были учёные, члены того же социального класса, к которому она причисляла себя. Рэнд была излюбленной мишенью выдающихся писателей и критиков как левого, так и правого крыла, она попадала под огонь Сидни Хука, Уиттекера Чемберса, Сьюзан Браунмиллер и Уильяма Ф. Бакли-мл. Она отвечала тем же, называя своих коллег-учёных «напуганными зомби» и «шаманами»[2]. Она верила в то, что идеи – единственное, что по-настоящему важно как для жизни человека, так и для истории. «Каковы исходные данные?» – это был её любимый вопрос, когда она сталкивалась с чем-то новым.
Сегодня, спустя более 20 лет со дня её смерти, образ Рэнд всё ещё окутан противоречиями и легендами. Продажи её книг бьют рекорды. Только за 2008 г. общие продажи «Атланта», «Источника», «Мы, живые» и «Гимна» составили 800 тыс. экземпляров, что невероятно для книг, опубликованных более 50 лет назад[3]. Множество общественных организаций продвигает её работы. Также ходят слухи о съёмках фильма по мотивам «Атлант расправил плечи». Блогосфера бурлит ожесточёнными спорами о её романах и философии. Во многом фигура Рэнд присутствует в американской культуре сейчас более явно, чем при жизни.
Из-за этой самой долговечности Рэнд отделилась от своего исторического контекста. Наряду со своими наиболее ярыми фанатами она считала себя гением, превзошедшим время. Как и её творение по имени Говард Рорк, Рэнд полагала: «Я ничего не наследую. За мной нет традиции. Возможно, я стою в её начале». Она вывела грандиозную формулу для объективизма, своей полностью интегрированной философской системы, сказав журналисту Майку Уоллесу: «Если кто-то сможет найти рациональный просчёт в моей философии, я буду рада признать этого человека и поучиться у него». До того Рэнд считала себя «самым креативным мыслителем из ныне живущих»[4]. Единственным философом, влияние которого она признавала, был Аристотель. За исключением его работ, Рэнд утверждала, что на ней никак не сказались внешние влияния или идеи. По словам Рэнд и её современных последователей, объективизм, как Афина, в уже сформированном виде вышел из головы своего создателя.
Критика Рэнд едва ли способствовала избавлению от такого впечатления. Из-за бескомпромиссности её политических взглядов почти все литературные критики сошлись на том, что она – плохой писатель, лишь несколько несогласных с ними, не являющихся сторонниками объективизма, восприняли Рэнд всерьёз. В отличие от других романистов, до недавнего времени никто не составлял биографии Рэнд. Вместо этого о её жизни и работе рассказывали её друзья, враги и ученики. Несмотря на то что она подчёркивала важность интегрирования, большинство опубликованных книг о Рэнд были собраниями сочинений, нежели объёмными работами, в которых развивалась цельная интерпретация важности её трудов.
Эта книга посвящена жизни Рэнд в беспокойное время в Америке. Отстаивание идей индивидуализма, прославление капитализма и противоречивую мораль эгоизма можно понять только в контексте исторического периода, в котором она жила. Всё это являлось следствием её ранней жизни в коммунистической России, что сильно отразилось в её послании. В своих работах Рэнд рассуждала о классической человеческой проблеме – безрезультатности благих намерений. Её обвинительный акт альтруизму, социальной помощи и услужению окружающим основывался на убеждённости в том, что все эти идеи являются фундаментальными для коммунизма, нацизма и войн, обрушившихся на XX в. Что характерно, решение, предложенное Рэнд, было также крайностью: устранить все добродетели, которые только могут способствовать развитию тоталитаризма. Оно было также тривиальным. Если великая сила Рэнд как философа была в захвате взаимосвязанных базовых принципов и вплетении их в непроницаемую логическую доктрину, она же была её великой слабостью. В поисках общей причины всех невзгод и кровопролития XX в. Рэнд пыталась совершить невозможное. Но именно эти самоотверженные поиски вдохнули жизнь в её писательскую деятельность. Рэнд была одной из первых, кто выявил проблему зачастую наводящей ужас власти государства, и подняла эту проблему на общественный уровень.
