Рассказы о спокойной профессии
Имя этого автора не успело стать широко известным.
Первые новеллы Игоря Эйниса появились в печати осенью 1962
года{1}. Следующая же серия его рассказов
была опубликована год спустя{2} — уже посмертно.
Взявшись за перо лишь в зрелые и, по воле злой судьбы, последние годы своей
жизни, И. В. Эйнис успел написать до обидного немного. Во всяком случае —
ничтожно малую долю того, что мог бы написать по объему своего жизненного опыта,
остроте внутреннего зрения, глубине понимания людей.
Выступление непрофессионального литератора в жанре рассказа — само по
себе редкость: обычно произведения таких авторов проходят по ведомству так
называемой «литературы бывалых людей».
А Игорь Владимирович Эйнис был, конечно, человеком бывалым в полном смысле
этого слова.
По профессии он был летчиком-испытателем. Испытателем первоклассным — и
по существу, и по официально присвоенному ему званию, — а главное,
принадлежащим к новейшей, современной формации этой профессии. Высшее инженерное
авиационное образование, несколько свидетельств на оригинальные изобретения,
неоднократные выступления в специальной печати — все это не скажу
даже — дополняло его летную деятельность, а органически вплеталось в нее.
Естественно, что и писал Игорь Эйнис о том, что знал и чем жил.
Его герои — летчики-испытатели. Автор рассказывает о разных
экстраординарных (а иногда, наоборот, о внешне вполне ординарных) случаях,
приключившихся с ними, — благо неисчерпаема копилка «аэродромного
фольклора». Но ни одна новелла Эйниса не имеет ограниченно-приключенческого
характера — не сводится только к рассказу о случае, самом по себе
интересном (хотя большинство рассказанных им случаев действительно интересны). В
каждой новелле, даже самой миниатюрной по объему, читатель находит живую мысль,
точное наблюдение, психологическое обобщение. Это и делает рассказы Эйниса
интересными едва ли не любому читателю, независимо от его специальности и круга
профессиональных интересов.
Вот автор замечает: «Когда в полете все нормально, многие могут вести
самолет. А вот когда создаются аварийные ситуации, тогда выявляются возможности
испытателя». Сказано, конечно, правильно, но разве только к пилотированию
самолета или вообще только к авиации можно отнести эту мысль?
Или о молодом летчике, призванном заменить вышедшего из строя товарища:
«...становится в строй новый человек. И первое время с восторгом незнания, затем
с чуть горьковатым привкусом опыта будет идти и идти вперед». В одной фразе
выражено главное в особенностях психологии молодого и старого испытателя. И
опять — одного ли только испытателя?
Свои наблюдения автор неизменно выражает одной-двумя фразами — в такой
же лаконичной форме, как это принято в полетных заданиях, испытательных отчетах,
наставлениях по пилотированию...
Часто зоркий глаз Игоря Эйниса обнаруживает вещи, достойные размышления, там,
где, казалось бы, увидеть ничего, кроме тысячи раз увиденного, уже невозможно.
Вот он летит на скоростном самолете, точно выдерживая заданный режим
полета — «гонит площадку». Взор летчика, обегая приборную доску,
останавливается на указателе скорости. И вдруг: «Как неожиданно неподвижна
определяющая движение стрелка на мчащемся в пространстве со скоростью тысячи
километров в час самолете! Самое подвижное на свете, символ движения —
скорость — обозначается неподвижной стрелкой».
Эйнис не стремился к тому, чтобы в каждой своей новелле точно воспроизвести
какой-нибудь конкретный случай, действительно имевший место в летной практике.
Правда, иногда он пересказывает реальные события с протокольной точностью, но
чаще сдвигает их во времени, объединяет, переносит — словом, обращается с
жизненным материалом со свободой художника. Конечно, поступая так, он — как
того требует элементарная этика — изменяет и подлинные имена прототипов
своих персонажей, но нигде не изменяет правде человеческих характеров, правде
жизненных ситуаций, правде своей профессии.
В последнем — в профессиональной правде — автор старается быть
особенно точным. Вот в рассказе «Свершилось» он говорит о молодом, только
входящем в строй летчике, которому поначалу испытательная работа кажется
действительно совершенно спокойной: чуть ли не у всех его коллег отказывают
моторы, вспыхивают пожары, выходят из строя органы управления, а у него —
тишь, гладь и божья благодать. И лишь впоследствии, когда приходит время и все
возможные в испытательной работе неприятности наваливаются и на него, он
догадывается, что поначалу его... просто щадили — не давали летать на
новых, по-настоящему «сырых» машинах, не пускали на другие сколько-нибудь острые
задания. Словом, осторожно и последовательно вводили в строй. Вводили — и
ввели.
А как точно выражено в рассказе «Наблюдатель» тяжкое сознание бессилия,
когда, находясь в воздухе, видишь — вернее, слышишь по радио —
трагедию, неотвратимо, шаг за шагом надвигающуюся на товарища. В наушниках
шлемофона еще звучит его живой голос, но путей к спасению не видно. И вот уже
нет в эфире знакомого голоса, да и по времени ясно, что — все!..
