— Вольно! Всем подшиться! — скомандовал старший сержант Павлов.
Взвод рассыпал строй и расползся между двухэтажными койками, расстегивая и снимая свои хабэшки. По артикулу она — «куртка х/б», но так ее никто не называет, потому что куртка для всех еще с гражданских времен, это то, что надевают, выходя на улицу. Опять же, и гимнастеркой ее не назвать. Гимнастерка была с воротником под горло и надевалась через голову. А тут почти китель, с пуговицами сверху донизу, с карманами нагрудными и боковыми, только без подкладки. В общем, хабэшка она и есть хабэшка. Подшиваться — это значит, пришивать белый подворотничок к воротнику хабэшки. Подворотнички «фирменные» можно купить в армейском магазине, но чаще используются простыни, которые постепенно укорачиваются и укорачиваются, от них отрезают и отрезают ленты на подворотнички. «Деды» и сержанты вставляют в подворотничок кусок целлулоида, и тогда он держит форму воротника, и высовывается из-под него ровно на толщину спички по всей длине. «Подшиваться» учили молодых целый месяц. Тогда же они научились пришивать погоны. А теперь каждый день вечером во время своего «личного времени» весь взвод подшивал подворотнички и надраивал бляхи солдатских ремней. Сначала надо оторвать грязный подворотничок. А грязный он уже через пару часов беготни. Вытащить из воротника оставшиеся нитки. А потом пойти к умывальникам, выстирать его с мылом, тут же, пока влажный, прогладить утюгом, сложив мокрую ткань в три слоя, и уже готовый подворотничок, еще горячий и влажный, нести к своему месту, где в тумбочке должны быть иголка и нитки. Ну, если их в тумбочке и нет, то они просто обязаны быть под воротником хабэшки. Воткнуты, пропущены через ткань под цветными петлицами, и обмотаны длинной сложенной вдвое ниткой. У самых запасливых таких иголок и ниток было три — с черной ниткой, с белой и с зеленой, защитной. Подшиваться надо не так, как привыкли шить «на гражданке».
Никаких мелких или крупных стежков, потому что при застегнутом воротнике нитки могут так натереть-начесать шею, что придется после утреннего осмотра идти к медикам, чтобы проверили, нет ли у тебя какой заразы. Стежок может быть виден только с изнанки воротника. А подшиваться надо так: снизу, из-под воротника протыкаешь насквозь, выводишь иглу и нитку сквозь подворотничок в самом углу, фиксируешь его положение, чтобы не торчал он на палец или, наоборот, чтобы не скрылся вообще — он должен издали виднеться, как белая каемка темного воротника, а потом втыкаешь иглу в то же отверстие, только под наклоном. Нитка за иголкой исчезает в проколе, но стежок уже сформировался во втором-третьем-четвертом слое ткани. Теперь делаешь стежок под воротником примерно с палец, опять выводишь иголку насквозь, и опять направляешь ее обратно в тот же прокол, но чуть наискосок.
Подворотничок пришивается прочно, чтобы оторвать — надо приложить усилие, а стежков не видно. Как-будто он приклеен к воротнику.
— Воробей, слышь, Воробей…
— Ну? — не поднимая головы.
— Слушай, подшей мне подворотничок, а? У тебя классно получается, а у меня руки какие-то корявые…
— Ну? — так же не поднимая головы, чуть высунув язык от усердия бурчит салага Воробьев.
— А я тебе бляху полирну. У меня паста ГОИ есть.
— Ну, — утвердительно кивает головой Воробей. Рядом с ним падает соседская хабэшка с болтающимся хвостом белой нитки, а с тумбочки исчезает свернутый в кольцо ремень.
Ушиваться, это вам совсем не подшиваться. Ушиваться, во-первых, не всякий сумеет, а во-вторых, не всякому это и можно. Форму выдают всем, пошитую на одних фабриках и по одним лекалам. Но по одним видно сразу — салажня идет, а другие, как будто в модном костюме.
Есть и такие модники, на которых стандартная форма почти в обтяжку, рельефно подчеркивая накачанную мускулатуру. Вот для того, чтобы выглядеть хорошо, форму ушивают. После года службы — уже можно. Один стоит, сняв ремень, подняв руки в стороны, а другой прямо поверху ведет белой ниткой стежки, обрисовывая фигуру. Сзади надо сделать пару вытачек, чтобы хабэшка была «в талию», а над ними сконструировать полочку, чтобы подчеркнуть линию по лопаткам, отделяющую широкие плечи с погонами от зауженной талии. В погоны надо вставить по куску плексигласа, чтобы они гнулись, если нажать посильнее, но в обычное время, без нажимов, чтобы держали и подчеркивали линию плеч, делая их могучими и широкими. Получалась могучая широкоплечая фигура на тонких, обтянутых втугую ногах. Ушивали вручную, сидя на табурете, повторяя мелкими стежками намеченное начерно. Самые умелые выводили двойные мелкие строчки, неотличимые от швейной машины. Такое умение помогало и «на гражданке», после армии. Когда пошла мода на «джинсу», а фирменное достать было невозможно, некоторые мои знакомые занимались шитьем джинсов на дому, продавая их потом, и тем живя. Ушитое хабэ не могло быть темным, как будто только со склада.
Даже если комплект формы был только что получен и вот только что ушит, он должен был показывать большой срок службы. Для этого форму перед ноской выдерживали в кипятке с добавлением хлорки. Даже в зимней Сибири в итоге получалась он выгоревшая, как в Афгане. И обувь к ушитой форме полагалась особая. Если достать яловые или хромовые сапоги было нельзя, то бралась обычная кирзуха, которая гладилась утюгом. Под утюг наваливалась масса гуталина, который шипел, дымил, но растекался ровным блестящим слоем, создавая почти зеркальную поверхность. Пока сапог был горячим, его сжимали гармошкой, так потом и носили. Особо модные «деды» набивали еще пару сантиметров каблуков, и ходили этакими пижонами. Естественно, такая форма требовала правильного головного убора.
