В первую Елецкую весну, как только сошёл снег и высохла бурая уличная грязь, сложилась у Константина Павловича традиция: после утреннего кофея он, если позволяла погода, выходил из дома, спускался мимо громадины собора вниз по Миллионной к реке, кланяясь по пути знакомому названию, подолгу потом стоял на берегу, глядя на рыбацкие лодочки и ползущие через Сосну по дальнему мосту поезда, постояв, поднимался обратно к себе на Торговую, усаживался с утренней газетой на скамеечку напротив синематографа «Экспресс» и читал, вдыхая ароматы свежей выпечки. Дочитав, возвращался домой, предварительно забрав из булочной уже по обыкновению приготовленный для него свёрток, а дома уж ожидал его привычный завтрак и неизменно улыбчивая Зина.
Нынче погода позволяла – ливший всю ночь дождь перед рассветом успокоился, а утреннее майское солнце на пару с ветром умудрилось даже подсушить тротуары. Лучше и не придумаешь для последнего весеннего понедельника.
Сегодняшняя газета была по провинциальному скудной на интересные новости. Хвалили новую картину «Коробейники», показываемую в том самом «Экспрессе», перепечатывали столичную хронику, целый разворот посвятили елейностям относительно благотворителя, облагодетельствовавшего городской парк новшествами.
Наконец, перелистнув последнюю страницу, Маршал поднялся, опустил газету в урну, щёлкнул крышечкой часов дабы удостовериться, что не выбился из графика, и повернул в сторону дома. Но тут же споткнулся о пристальный взгляд. На соседней скамейке сидел хорошо одетый господин лет пятидесяти очень театральной наружности – большой, благородный нос с круглыми очками в тонкой золочёной оправе, из-под шляпы были видны остриженные в кружок молочно-белые локоны, а завершала образ окладистая седая борода – вылитый Тургенев. И этот тип, ни капли не смущаясь и даже оперев для удобства подбородок о набалдашник трости, совершенно спокойно разглядывал сквозь очки бывшего помощника главы столичного уголовного сыска. Но стоило лишь Константину Павловичу вопросительно приподнять бровь, давая понять, что он не одобряет такой бесцеремонности, как незнакомец быстро и даже несколько суетливо вскочил, шагнул к Маршалу, протянул руку и представился:
– Антон Савельевич Ильин, управляющий делами коммерции советника Заусайлова Александра Николаевича. Наверняка вам знакомо это имя? Я к вам, Константин Павлович.
Жить в Ельце полгода и не знать фамилию Заусайлова было невозможно. Табачная фабрика, винодельческое производство, меценатство, благотворительность и близкое знакомство с венценосными особами. Да и в выброшенной только что газете целая восторженная статья была посвящена ботаническому саду, устроенному купцом Заусайловым на территории городского парка – с павлинами, лебедями, миниатюрной копией Чёрного моря и оранжереей с экзотическими растениями (Константин Павлович как раз отметил для себя, что надо бы им с Зинаидой Ильиничной прогуляться там в ближайшее воскресенье). Удивительнее было то, что, судя по приветствию, и господин Маршал не был для Заусайлова персоной неизвестной, раз он подослал к Константину Павловичу этого господина со спокойным взглядом – что-то одному из отцов города требовалось от его нового обитателя. Что и не замедлило подтвердиться.
– Прошу прощения за такой способ знакомства, но мой патрон человек деловой и условностям уделяет мало внимания, говорит, что они лишь мешают коммерции. И всем своим сотрудникам данную привычку вменил в обязанность. Я бы хотел пригласить вас на завтрак. Уверяю, достойная еда – не единственная польза, которую вы можете получить, если примете это приглашение.
Константин Павлович «условностям» внимания уделял больше. Ему ужасно не нравилось свойственное многим его «прогрессивным» согражданам пренебрежение правилами этикета и чужой приватностью. С другой стороны, портить отношения с одним из самых влиятельных жителей города с самого начала собственного пребывания в этом городе тоже было бы не очень умно. Ну и имелась ещё одна причина, пожалуй, наиглавнейшая, по которой Маршал отказался от желания указать «деловому человеку» его место – очень уж скучал Константин Павлович в тихом и сонном купеческом Ельце. А здесь пахло какой-никакой, а загадкой. Потому вместо пикировки он пожал протянутую руку и сказал:
– Рад знакомству. Позвольте я только предупрежу супругу, чтобы не ждала меня к завтраку.
В булочной он написал Зине записку и попросил доставить немедля вместе с заказанной сдобой, а после вернулся к ожидавшему его Ильину. Они без разговоров дошли до переулка, где, как оказалось, ожидал чёрный автомобиль с опущенным верхом. Антон Савельевич распахнул перед Маршалом дверцу, сам уселся за баранку, запустил двигатель, и, подняв голубиную стаю, они резко приняли с места.
Но путь оказался совсем недальним – буквально через пять минут они въехали через арку во двор довольно большого городского имения. Со ступенек белой птицей слетела юная девушка, очень милая – даже красивая, если б не опухшие и покрасневшие от слёз глаза. Она бросилась было к Ильину, но, увидев постороннего, смутилась, замерла на дорожке, опустив голову. Антон Савельевич нахмурился.
