Краткая история критики бездарности и особенности отечественного мерчендайзерства
В далекие-далекие времена, в период зарождения в обществе ныне здравствующих капиталистических отношений, жил на свете Евгений Дюринг (отчества за давностью прошедших лет никто припомнить уже не может). С некоторых пор возомнил он себя выдающимся социал-экономистом современности и принялся сочинять всяческие рассказы об окружающем его бытии. Рассказы были очень яркими и современными. Они очень быстро овладели умами самых бестолковых господ из читающей части тогдашнего населения. А все потому как не стеснялся неистовый Евгений повсеместно использовать яркость образов, заимствованных из самых значительных литературных произведений того времени. А что касалось величественности неких обобщений и смелости выводов, тут Евгений просто зажигал! И многим это нравилось. Только вот был в этих дюринговых рассказиках один недостаток — полное отсутствие смысла. Вернее, кое-какой смысл, конечно же, в его книжонках присутствовал, но очень далек он был от действительности. Вот кто, к примеру, может сказать, что в произведениях Д. Р. Р. Толкиена нет смысла? Если таковые и найдутся, то, почти наверняка, это будут либо очень неумные люди, либо человеческие особи, напрочь лишенные воображения. А на таких и не стоит даже вовсе заморачиваться, не стоит вовсе тратить на них ни бумагу, ни драгоценные биты информации. Лучше их израсходовать на что-то другое. В особенности бумагу. Но ведь мистер Д. Р. Р. Толкиен никогда открыто не претендовал на научность и историчность своих произведений. Он просто рассказывал эти сказки на ночь своим деткам, а потом вдруг понравилось все это ему самому. А когда понравилось, закралась капиталистическая мыслишка: «А не нарубить ли на этом бабла?!» И пошло, и поехало. Экранизация за экранизацией. Одна страшней другой. И если бы толкиненовские детки все это в начале славных дел на ночь смотрели… В общем, не состоялся бы Д. Р. Р. Толкинен никогда как писатель. А так вот состоялся. Потому что не претендовал ни на какую научность. Сказки и все тут. А вот ошибка некоего Евгения Дюринга как раз-то и состояла в том, что он пытался доказать, что все его ошибочные измышления имеют под собой реальные основания, и даже претендовал на глубокую научность изрекаемой им чуши. И делал он это, надо сказать так нагло и беспринципно, так напористо утюжил он незрелые мозги бестолковых своих почитателей, что многие признанные научные авторитеты тогдашней современности впали в полную растерянность и не могли никак сообразить, когда, как и в какой форме можно всю эту чушь изобличить. А воинствующая серость тем временем продолжала набирать обороты. Так всегда, между прочим, с чушью этой всегда и происходит. Чем она наглей, тем она почему-то оказывается привлекательней для основной массы пипла. И поэтому, тем больше эта чушь нуждается в собственном умерщвлении. Мгновенном умерщвлении еще в самом своем зародыше. Потому как наступает момент, когда она становится самой себе омерзительной. Так в чем же, собственно, дело? Почему же в те далекие времена не воспользовались каким-нибудь подходящим с точки зрения права моментом, не прихлопнули и быстренько так не зарыли остывающий труп этого подлого эмбриона? Почему, наконец, выпустили тогда этого уже успевшего протухнуть джина из его плесневой бутылки?
Все дело в том, что все эти по тогдашним меркам знаменитости хотя и действительно, наверное, были выдающимися учеными того времени, но имели они один общий недостаток. Недостаток, который порой перечеркивал все их достоинства и состоял в том, что были они все, как на подбор, беззащитными интеллигентными хлюпиками. Хлюпики эти все время ныли в своих больших кабинетах за массивными столами из красного дерева о каких-то надуманных проблемах общества. Но надо отдать им должное, периодически демонстрировали они и приступы коллективной неврастении, переходящие в классические формы буйно-массового помешательства. И это массовое буйство ученого сообщества воинствующих хлюпиков помогало-таки иногда достичь какого-либо практического результата. Вот и в том конкретном случае начинающие свирепеть хлюпики-ученые сначала постоянно о чем-то переписывались, иногда собирались вместе и непрерывно гундели о научной этике, спорили по поводу самых вопиющих дюринговых заявлений. При этом отдельные из них впадали в полную прострацию и вдруг начинали гундеть о том, что в этой дюринговой чуши что-то все же есть. Какая-то социально-экономическая изюминка. И это были первые признаки проникновения смертельной заразы в стерильную ученую среду. И самым продвинутым из всех вдруг стало понятно, что это мракобесие пора останавливать. И чем быстрей, тем лучше. Но вот кто этим займется? И заметались они в очередной раз в суетливых поисках достойной кандидатуры-киллера. Заметались, засуетились и опять же свалились эти рафинированные особи в свои длительные словоблудия. В ходе этого коллективного онанизма, наконец, выяснилось, что никому из них это не под силу. Слишком сильно надо было нарушить научную этику. Этого мягкотелые интеллигенты от науки не могли себе позволить. После таких надругательств над этикой им пришлось бы всем сразу застрелиться в тиши своих большущих кабинетов. Или же всем одновременно залпом осушить полные яда бокалы на очередном нудном своем сборище. Одним словом, пришлось бы им совершить тогда акт коллективного самоубийства. А это в планы неврастеников никак не входило. Очень они любили свою псевдонауку. И хотели еще посидеть за своими массивными, обтянутыми зеленым сукном столиками. Ну и кто же тогда, господа чистоплюи, должен выступить в роли ассенизатора от науки? Долго они опять то судили, то рядили. Собирали друг на друга различные сплетни и кулуарно перемывали друг другу тонкие аристократические косточки. И, наконец, сошло на них озарение. Наступило-таки оно, коллективное это прозрение. Как же раньше-то им было до таких простых вещей-то не додуматься?!
