Глава первая
Бродячие актёры
Ещё с вечера Мигель заметил странный возок. Возок проехал боковыми улицами и остановился не на постоялом дворе, а прямо на пустыре, за церковью. Полотняный навес был натянут на возке, как на цыганской телеге, но возница не походил на цыгана, и из-под сиденья не виднелось тюков товара.
«Не цыгане и не торговцы, — подумал Мигель. — Кто же?»
Весь вечер он вертелся на пустыре, а когда стало совсем темно и у странных гостей засветилась свеча, Мигель не утерпел и подошёл поближе.
Под навесом незнакомые люди вынимали из большого мешка пёстрые куртки и золочёные палки, примеряли маски и подклеивали пучки овечьей шерсти к фальшивой бороде.
«Бродячие актёры!» — догадался Мигель.
Наутро актёр в полосатой фуфайке пошёл с барабаном по улицам.
Из домов, мастерских и церквей сбегался народ.
— Актёры! Бродячие актёры! Лопе де Руэда приехал!
Все спешили на просторную рыночную площадь, где на сдвинутых четырёхугольником скамейках уже набивали помост для сцены.
Ровно в полдень актёры отдёрнули старое одеяло, натянутое на верёвке, собрали деньги, по кварте с человека, и представление началось.
— Добрые христиане! — Сам Лопе, без бороды и грима, вышел на сцену. — Добрые христиане славного города Алькала! Если вы хотите увидеть настоящего бискайца, вам не нужно покупать мулов, служить мессу и пускаться в далёкий путь. Вот он сам, только что приехавший из Бискайи!
Толстый бискаец в красных штанах и широкой жёлтой куртке с огромными пуговицами, выпячивая живот, прошёлся по сцене.
За бискайцем вышел севильский плут. Плут украл у простака из заднего кармана серебряную цепь и эту же самую цепь, отчаянно торгуясь, продал ему за пятьдесят реалов.
Они ушли, и на сцену вкатили бочку. Из бочки вылез дьявол с длинным красным языком и приставными когтями. Дьявол искушал монаха. Потом оба спустились в преисподнюю по толстой верёвке. Под сценою гремели камни на железном листе, а сверху громко каркала ворона.
Потом занавес задёрнули. Старый кастильский крестьянин с длинной бородой, в белой куртке с цветной оторочкой появился перед занавесом. За крестьянином бежала жена — переодетый актёр в широкой женской юбке.
— Старый дурак! — басом кричала жена. — Разве можно спрашивать за оливки такую дешёвую цену?..
— Погоди, жена, погоди! — отступал крестьянин. — Дай раньше оливки на рынок отвезти…
— Два реала! — кричала жена. — Разве это цена? Ты нас разоришь, Торувио!..
— Погоди, жена, дай их раньше собрать, оливки…
— По четыре надо брать, по четыре!..
— Молчи, Агеда, дай раньше посадить оливки, а там поговорим о цене…
— Браво! — зашумели зрители. — Браво! Браво!..
Крестьянин в куртке раскланялся и снял длинную бороду. Все увидели смуглое немолодое лицо и голый подбородок актёра.
— Да это Лопе!.. Браво, Лопе, браво!..
Орехи, цветы, апельсины полетели в актёра. Толпа хлопала и шумела.
Лопе де Руэда! Это он, Лопе, золотых дел мастер из Севильи, который бросил своё ремесло, чтобы сочинять комедии и интермедии и веселить народ на улицах и площадях. Браво, Лопе, браво!
Два дня, пока давались представления, пропадал Мигель на рыночной площади. На третий день он пошёл к актёрскому привалу, на пустырь.
Актёры уже собирались в путь. Два шута, Бенито и Пабло, уминали ногами в мешок несложные костюмы труппы. Третий взобрался на самый верх телеги и, скрестив ноги, обгладывал уже довольно чисто объеденную кость от бараньей ноги.
— Можно ли видеть дона Лопе? — спросил Мигель.
— А зачем тебе?
— Хочу просить, чтобы он взял меня в труппу, — смело сказал Мигель.
Бенито внимательно оглядел Мигеля и улыбнулся.
— Хозяин, к нам тут какой-то молодой идальго[1] просится! — крикнул Бенито.
Лопе де Руэда стоял пригнувшись у костра. Он обернулся, и Мигель в первый раз увидел близко его лицо.
Без грима и фальшивой бороды актёр казался старше и серьёзней. Мелкие морщинки бежали от его глаз к вискам и смешно собирались над переносицей.
— Ты хочешь поступить к нам в труппу? — строго спросил Лопе. — А что ты умеешь?
— Всё, что окажется нужным.
— Хорошо, прочти мне что-нибудь.
Мигель знал много отрывков из интермедий наизусть. Но сейчас от волнения он ничего не мог вспомнить и молчал, растерянно глядя на Лопе.
— Мы возьмём его на немые роли! — обрадовался Бенито.
— Что ты умеешь? Ходить на руках умеешь? — весело спросил Пабло и прошёлся по земле колесом.
— Я умею писать стихи, — сердито сказал Мигель.
— Стихи? — оживился Лопе. — Прочти нам стихи, это хорошо.
Мигель прочёл. Лопе задумался.
— Я никогда не умел так складно построить размер и рифму, — сказал Лопе. — Ты учился, это видно, и это нам нужно. То, что ты прочёл, можно бы прекрасно разыграть в виде сцены между пастухами и пастушками…
Лопе де Руэда помолчал. Морщинки разбежались от носа, лотом опять собрались.
— Можно будет взять тебя, — решительно сказал Лопе. — Только в телеге у нас места нет. Как тебя зовут?
— Мигель Сервантес, сын Родриго Сервантеса.
— Так вот, Мигель, поезжай с нами, но только сам найди, на чём тебе ехать.
— На осле! — пискнул Пабло.
— Я достану коня, — сказал Мигель, обращаясь к Лопе.
— Ого! — обрадовался Бенито. — Слышишь, Пабло? Да это настоящий дворянин, кабальеро.