Нож и вилка едва слышно звякнули о тарелку. Молчаливый стюард шагнул из угла.
— А теперь, леди и джентльмены, позвольте мне вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей, — капитан О'Найл встал из-за стола, поклонился вначале дамам, после мужчинам, надел фуражку и вышел.
Закончился еще один — восьмой по счету — обед с момента выхода «Суламифи» из кейптаунского порта. Он прошел ничуть не увлекательнее, хотя, следует признать, и не скучнее любого из предыдущих.
Обнаружив, что полковник Керриган, лейтенант Фитц-Рой с супругой, а также второй помощник Вудс направились в курительную комнату, Эзра Харрисон понял, что предстоит очередная обстоятельная и неспешная беседа о недавно окончившейся победоносной войне, щедро пересыпанная восхвалениями английского оружия, руганью в адрес «безмозглого» Буллера и похвалами Китченеру. Нет, молодой человек не был противником колониальной политики Ее Величества, но изо дня в день? Это уж слишком.
Поэтому он предпочел уюту и полудомашней обстановке курительной комнаты прохладный аквилон верхней палубы. Грязно-зеленые с клочьями желтоватой пены барханы Атлантики раскинулись сколько видит глаз с правого и левого борта. На полуюте, черным силуэтом прорисовываясь на фоне пронзительно-синего неба, застыла худощавая и на вид тщедушная фигурка француза. Николя Пастер, кажется? Галл, очутившийся в компании англосаксов, чувствовал себя несколько скованно и поэтому близко не сошелся ни с кем. Односложно отвечал на приветствия, в беседы не вступал, отговариваясь плохим знанием языка. Но, тем не менее, Пастер производил впечатление человека неглупого, да и как может оказаться глупцом ученый, возвращающийся из длительной этнографической экспедиции? Возможно, с ним будет интересно побеседовать на досуге. К тому же…
— Не помешаю? — Эзра оперся о релинг рядом с этнографом.
— Что вы, мистер Харрисон, — отозвался француз, — если вас устроит мой препротивнейший английский.
Акцент у него действительно ощущался. Мягкий, слегка коверкающий окончания слов, но ничуть не более непонятный, чем привычный любому лондонцу кокни.
— Устроит, — улыбнулся молодой человек. — Какая в сущности разница, глотает собеседник букву «ха» или нет, если есть о чем поговорить?
— Вы правы. Возможно, — Пастер не поворачивался, пристально наблюдая за длинными пенными «усами», убегающими от кормы в даль с тем, чтобы вскоре раствориться в непрерывном мельтешении волн. — Люблю, знаете, постоять вот так, когда жара уже миновала. Послушать, как море дышит и шепчет…
— Да вы поэт, мсье, — покачал головой Харрисон. — Мне самому еще не приелась романтика морских дорог.
— Дело не в привычке, а в состоянии духа, не так ли?
На вид француз не выглядел стариком — так, легкая седина висков и пара-тройка белых волосинок в усах. А вот глаза… Глаза выдавали много повидавшего на своем веку человека.
Эзра выпустил из трубки клуб сиреневого дыма, немедленно подхваченный небрежным проказником ветром и унесенный далеко за корму, и процитировал по памяти:
— Черные глаза — зарниц
Блеск, от штевня пенный хвост.
До утра под шепот плиц
Простоим в сияньи звезд…
Этнограф усмехнулся уголками губ.
— Прекрасно пишет Железный Редьярд… Но мне ближе другие его строки:
И восхищаться, и любить,
И видеть мир, что так широк:
Когда б я это смог забыть,
То выжить бы уже не смог!
— Да… Лучше и не скажешь.
Они помолчали. Харрисон посасывал вишневую трубку. Пастер просто смотрел на волны.
— Индермановский табак, — сказал он вдруг. Не спросил, а произнес утвердительно. Тем не менее, молодой человек ошарашенно кивнул:
— Да.
— Вы единственный из всех курите трубку. Почему? Капитан и полковник предпочитают гаванские сигары, помощники травят себя дрянным черным индийским табаком, лейтенант с супругой — тонкими, но не менее вонючими, пахитосками, не правда ли? А вы курите трубку. Почему?
Эзра замялся.
— Право, затрудняюсь ответить. Понимаете, я начал курить совсем недавно. И трубка, показалось мне…
— Прибавляет солидности, не так ли?
— Да. Пожалуй.
— Я вас понимаю. Положение обязывает.
Молодой человек развел руками:
— Это мой первый рейс в качестве поставщика шерсти. А на партнеров в Капской колонии требовалось произвести хорошее впечатление. Убедить в своей компетентности…
Пастер покивал.
— Не обижайтесь, Бога ради, за этот допрос. Вы кажетесь мне наиболее симпатичной личностью в нашей кают-компании. Просто я получил подтверждение своим мыслям.
Он порывисто повернулся и сделал несколько шагов вдоль ограждения борта, заметно хромая.
— Вы тоже представляетесь мне личностью интересной и неординарной, — не остался в долгу Харрисон.
— Да ну? И чем же именно?
— Все остальные просты и понятны. Молодожены, замечающие только друг друга, Фитц-Рои. Керриган — типичный старый служака, озабоченный в данный момент тем, чтоб доставить дочерей в метрополию и подобрать им там выгодную партию. Охотник Шотбоу… Ну, он охотник и есть. Простоват с виду, но не удивлюсь, если где-нибудь в Эссексе у него имеется замок времен Вильгельма Завоевателя, битком набитый трофеями.
— А капитан с помощниками?
— О'Найл — интересный собеседник, человек, влюбленный в свой пароход… Слышали бы вы, как он произнес: «Шестнадцать узлов и это еще не предел!» Какой гордостью светились его глаза!