Люди удивляются, что самка богомола пожирает самца после акта любви. Однако немало женщин поступает так же.
Этьенн Рей
Вот уже тысячелетия, как мы вновь живем в матриархате.
Женщины выиграли партию. Они обыграли нас по всем статьям. И теперь мы жестоко расплачиваемся за их бывшее порабощение. Мы, мужчины. И такое положение дел длится уже тысячелетия.
Однако иногда в душе моей просыпается надежда. В истории этого мира дни сменяют друг друга, и ни один не походит на другой. Поэтому право на надежду я ищу в исторических книгах. Я один из тех редких мужчин, что еще любят читать. Долгие дни, которые я провожу взаперти в назначенном мне жилище, я читаю произведения предков. Я даже понимаю их. Похоже, мое умственное развитие выше среднего, несмотря на мое положение. И именно поэтому они наблюдают за мной с особой тщательностью. Впрочем, это не мешает мне пожирать произведения, которые вдруг приоткрывают передо мной завесу, и я вижу, каким был мир в отдаленное прошлое задолго до матриархата. И меня посещают мечты. Тщетные мечты. Ибо мы никогда не выйдем из нашего состояния. Надежда, по правде говоря, иллюзорна. Мы не можем избежать своей участи. Они здорово постарались, чтобы обеспечить нас основным: жильем, столом и даже комфортом. Это — своеобразная анестезия, умственный паралич, и он крепче любых тюремных решеток. Нам даже не приходит в голову мысль совершить побег. И когда я робко пытаюсь спровоцировать мятеж, остальные смотрят на меня с ужасом и с подозрением отшатываются от меня. Они не понимают. Может быть, они доносят на меня. Извечные мужские слабость и лукавство. Разве можно полагаться на слабый пол?
Конечно, в этом шикарном притоне сладостного порока все наши капризы мгновенно исполняются. Дни протекают в бездумном безделье, а ночи в радостном упоении. К нам действительно прекрасно относятся и никогда, почти никогда, не наказывают.
Я же несчастен. И женщины это знают. Я словно слышу их слова.
— Вы никогда не обретете счастья. Вы слишком много думаете. Зачем? Проще уступить судьбе. Вам никогда не удастся изменить ваше зависимое положение мужчины.
— Невозможно изменить установленный порядок вещей.
— Как вы объясните, что величайшие творцы — всегда женщины? — добавляют они с нежностью, но в их голосе ощущается раздражение.
Они правы, мне это известно. Мужчины ничего не изобретают. Никогда не создают чего-то задевающего душевные струны. Женщины всегда правы. Даже когда их раздражает наш неисправимый кретинизм.
Так текут дни и месяцы в этом доме, куда меня определили пансионером. С раннего детства меня обучили премудростям ритуалов, которыми пользуются женщины, приходя сюда, чтобы забыть об усталости, отвлечься от работы и ответственности, накопившейся за день.
Едва окончив ИСС (Институт Сладострастного Совершенства), я был помещен в пансион. Я знаю, что чрезвычайно одарен от природы, обладаю врожденной интуицией, бываю нежен и всегда эффективен. Как не быть таким, если они все предусмотрели? Даже если они нам отвратительны, мы приучены обслуживать их. Это сильнее нашей воли. Увы, плоть слаба, а они изучили все книги. Научные опыты некоего профессора XX века дали им идеальное решение. Решение, которое было с успехом воплощено в жизнь. В ИСС в течение долгих лет обучения нас приводили в эйфорическое состояние — делать это они умеют! — и в зале практических занятий раздавался звонок. Постепенно в нас выработали условный рефлекс, и при малейшем звонке… Короче говоря, стоит женщине, даже если она вызывает в вас отвращение, нанести вам визит, в комнатах гремят звонки, превращающие нас в неистощимые — почти восхищенные — жертвы. Быть может, однажды все изменится. Интуиция подсказывает мне, что избавления следует ждать от странных мутантов, появившихся после первой Великой Разрухи. Это — привлекательные двуполые существа с золотыми блестками в глазах. Пока они находятся в нашем услужении. Но их загадочная улыбка и широта их возможностей не обманывают меня. Мы, мужчины, и женщины, которые сегодня властвуют над нами, исчезнем в будущем веке. И думаю, такой исход будет справедливым.
Но таково будущее. А пока, покорный пансионер этого дома, я слышу шаги, направляющиеся к моей комнате. Опять женщина…
Она приближается и, едва ворочая непослушным языком — перебрала марсианских ликеров, — приветствует меня. Потом начинает меня раздевать. Красива она или уродлива? Наверное, пора открыть глаза и узнать это. Но переливчато заливается звонок, и ответ готов. Поэтому я не стал открывать глаза. Меня, покорного и счастливого, подхватывает волна…
Мятеж невозможен. Снова матриархат.
