Эти рассказы прибыли к вам издалека, из страны, многим отличающейся от вашей. Но, как ни странно, в одном — они поразительно схожи с произведениями ваших писателей.
Когда к девяностым годам прошлого столетия австралийская литература впервые приобрела отчетливый национальный характер, отличительной ее чертой был интерес к простому человеку. Австралийцы, которые стремились найти свою судьбу здесь, за океаном, отделявшим их от остального мира, все же составляли крохотный островок западноевропейской культуры, а в западноевропейской культуре господствовало буржуазное мировоззрение. Даже Чарльз Диккенс при всем своем горячем сочувствии к беднякам все же писал о них как о некой чуждой народности, с обычаями которой он знакомил своих буржуазных читателей. Австралийские же писатели девяностых годов, такие, как Генри Лоусон, писали иначе. Они писали не только о простом человеке, но и для него. Они рассказывали о нем просто, естественно, проникновенно, с тем пониманием, которое возникает только тогда, когда живешь одной жизнью с народом.
Современные писатели Австралии продолжают эту традицию, с любовью и уважением храня наследие таких людей, как Генри Лоусон и Джозеф Фэрфи. Рассказы, вошедшие в этот сборник, посвящены простым людям и рисуют их облик с душевной теплотой, пониманием и твердым убеждением, что именно простым людям принадлежит первое место на земле.
Австралийские писатели девяностых годов, создавшие эту традицию, как правило, почти не имели образования в общепринятом смысле. Они не изучали иностранную литературу, не знали, что Достоевский подготовил, а Горький совершил ту же революцию в подходе к простому человеку, что и они. Правда, оба эти движения, в России и в Австралии, формировались в обстановке различных влияний.
Я попытаюсь на примерах раскрыть природу таких влияний в Австралии и обратить ваше внимание еще на одну особенность рассказов этого сборника. При чтении их у вас, пожалуй, сложится представление об австралийцах как о людях, живущих в деревушках, в глуши. Австралия покажется вам «страной широких просторов», как любят говорить у нас. Но с точки зрения современного австралийского общества это представление неверно. Пожалуй, никто из читателей сборника и не подозревает, что больше половины австралийцев живут в городах. Только в двух крупнейших городах Австралии, Сиднее и Мельбурне, насчитывается более двух миллионов жителей, тогда как во всей стране немногим больше десяти миллионов человек.
Австралийские критики часто укоряют своих писателей в том, что они сосредоточили внимание на жизни сельского меньшинства, и требуют, чтобы они изображали более типичную жизнь народа в городах. Однако писатели, пожалуй, руководствуются здоровым побуждением, упорно обращая взоры к сельской жизни Австралии, ибо именно в этой жизни— «жизни широких просторов» — складывались традиции нашей страны и национальный характер австралийского народа.
Это становится понятным даже при беглом знакомстве с историей страны. Австралия, как один из аванпостов европейской цивилизации, создавалась в первой половине XIX столетия, в период, когда особенно остро сказывались пагубные влияния промышленной революции. Переселенцы, часть которых составляли ссыльные, а большинство — эмигранты, прибывали либо из промышленных городов, где царила страшная нищета, мрачную картину которой нарисовал Диккенс, либо из деревень, еще сохранивших феодальный уклад жизни, где голодный крестьянин должен был почтительно снимать шапку перед помещиком. Эти поселенцы были люди предприимчивые и мужественные, иначе они не решились бы пуститься в шестимесячное, чуть ли не кругосветное плавание на кораблях того времени и заново начать в этой дикой стране жизнь, полную трудностей и лишений.
Они очутились в совершенно необычной обстановке. В начале XX столетия после поисков, длившихся более двадцати лет, был наконец найден путь через горы, окружавшие небольшой поселок ссыльных — Сидней, и с бьющимся сердцем они увидели за этими горами бескрайние просторы плодородной земли. На равнинах, очищенных от леса — что тоже было почти непосильной задачей, выполненной только благодаря упорству людей, — могли прокормиться миллионы овец (сейчас овец насчитывается ровно сто миллионов). С этих овец можно было настричь столько шерсти, что удалось бы вполне удовлетворить все растущий спрос европейских фабрик. К тому же вскоре стало ясно, что в этих климатических условиях овцы давали гораздо лучшую шерсть, чем в более влажном европейском климате. Мечта превратить жалкий поселок ссыльных в новую великую страну стала казаться осуществимой. Не только жажда приключений подстегивала этих людей, но и прозаическое, весьма могучее свойство человеческой натуры — жажда разбогатеть. Все это побуждало поселенцев приступить к покорению континента.
Это была грандиозная и трудная задача. Выполнять ее пришлось отдельным людям, которые уходили небольшими >: группами в глубь страны, удаляясь от освоенных мест. В борьбе против суровой природы и необъятных пространств им приходилось рассчитывать только на свои силы. Их оружием были умелые руки, сильное тело, мужественные сердца и твердость духа. Если им не хватало силы и мужества, они умирали или, побежденные, возвращались в города на побережье. Здесь нельзя было скрыть слабость, нельзя было надеяться на обман, на показную смелость.