Он появился на грязной улице, едва наступили сумерки. Боль горячей жидкостью лилась в каждую клеточку его тела, но он загнал этого врага в дальний уголок своего сознания, поэтому мог идти.
Окружающее мало радовало глаз, но он почти не обращал на него внимания. Он находился на небольшой невзрачной и незначительной планете, само название которой — Коранекс — ничего ему не говорило. Но вокруг космопорта теснился убогий неряшливый городишко, известный полустанок главных космических дорог. Тот притягивал к себе перевозчиков, торговцев, бродячих ремесленников, космических кочевников всех мастей. Идущему как раз и нужны были такие люди. Они могли иметь сведения, которые он искал.
Он осторожно пробирался сквозь грохот и блеск улиц, запруженных безмозгло шатающейся публикой, мимо крикливых безвкусных аттракционов, предлагающих уставшим от космоса приезжим все — от обычных холовизоров до ядовито мерцающих в полутьме наркоавтоматов. Он аккуратно перетекал из одного заведения в другое, уделяя особое внимание официантам, швейцарам и барменам — тем, кто имел возможность собирать и очищать от шелухи болтовню сотен своих посетителей.
Он следил за лицами в толпе. Многие озирались и на него с искоркой любопытства — на мгновение их интерес привлекала его высокая поджарая фигура, сдержанная гибкость движений и, скорее всего, форма. Серо-черная, с ярким кругом небесно-голубого цвета на плече и груди. Иногда, в ответ на любопытствующий взгляд, человек в форме притормаживал и задавал свои вопросы.
И каждый раз одни и те же ответы. Пожимание плечами, качание головой — отрицание. Иногда тень участия, намного чаще — пустота безразличия. Населенная Галактика велика, у каждого свои заботы.
Его нигде не удерживали, и до Коранекса его путь уже пролег через десяток планет. Конец наступит лишь тогда, когда боль потребует всего внимания, и сумерки сгустятся до глубокой ночи. А пока голова оставалась высоко поднятой и плечи не опускались, ибо военная выучка всей жизни не стирается ни многомесячной болью, ни усталостью, ни одиночеством, ни даже отчаянием.
Отчаяние, однако, рядышком, и готово охватить его. Он не знал, сколько у него осталось времени на продолжение поисков. Хорошо, если не меньше, чем то, что уже потрачено. И все-таки, за ушедшие месяцы он не встретил ничего, кроме расплывчатых намеков. Их было достаточно для продолжения поисков, и не хватало, чтобы двигаться в определенном направлении.
Но он продолжал искать. Ему больше ничего не оставалось. И жгучая боль в теле — ничто по сравнению с непреклонной решимостью, питавшей его поиски.
Он — Кейлл Рэндор, когда-то самый молодой и, как говорили, самый лучший командир ударного полка сорок первого легиона планеты Морос.
А теперь он — бездомный бродяга, солдат без армии.
И, к тому же, он умирал.
А в пустом баре полумрак воняет пролитым спиртным, перегаром и немытыми телами. Бармен — чужак, выходец из Измененных Миров, которые превратили населявших их людей в мутантов.
Квадратный лысый недомерок с оранжевой кожей. Когда Кейлл задал свои вопросы, он только пожал плечами, и это было копией всех остальных ответов, которые получил легионер во время своих блужданий.
— Легионеры? Слыхал, что случилось с ними. Больше ничего. Как бы то ни было, некогда мне уши развешивать. Я делом занимаюсь, понял?
Недомерок с оранжевой кожей собрался отвернуться, но, еще раз взглянув на Кейлла, передумал. Выражение лица у того не изменилось, но глаза легионера подсказали бармену — если повернешься, то, что произойдет вслед за этим, тебе не придется по вкусу.
Кейлл вытащил горсть пластиковых вафель — галактических кредиток, — выбрал одну и положил на стойку бара.
— Найдется такой, — спросил он спокойным тоном, — у кого есть время развешивать уши?
Ладонь бармена накрыла кредитку, лоб наморщился от неторопливых мыслей.
— Может быть, — ответил он, наконец. — Пилот грузовика, по имени Краск — много слоняется, у него большие уши и длинный язык. Такой может кое-что знать.
— Где искать?
Оранжевый недомерок хмыкнул.
— Где-нибудь в подворотне дрыхнет по пьяному делу. Если вернулся в порт, значит, на своем корабле харю давит.
Кейлл кивнул и вышел из бара. Он заметил, как бармен сделал знак в сторону столика, где компания бухих мужчин склонилась над своей выпивкой.
Зевающий страж порядка показал на грузовой корабль, владельцем которого был человек по имени Краск. Потрепанный корпус, пузатый и неприглядный, как все грузовики — и никого в нем. Кейлл притулился к борту, намереваясь подождать. Но он не позволял себе надеяться, что Краск может быть в курсе чего-то, и думать о том, что зашел в очередной тупик. Легионер просто прислонился к кораблю и ждал — расслабленный, сосредоточенный, бесконечно терпеливый.
Вскоре возникли и те самые поддатые мужики, чему он не особенно удивился. Четыре коренастые тени в тусклом освещении, которое, в основном, сосредоточивалось на низких постройках, расположенных напротив плоской пластикбетонной поверхности космодрома.
Они выстроились перед Кейллом и медленно мазали по нему взглядами. Все одинаковые — мордастые, толстобрюхие; комбинезоны, вымазанные в каком-то дерьме; глаза пустые, мутные. Такие далеко не улетят, они скорее работают на грани нарушения закона о внутренней торговле, чем на внешних перевозках.
