Владимир Галкин
Золотые листья
Сказ
Над Вознесенским селом по праздникам благовест, какого нигде поблизости нет. Чудным басом поет большой колокол, малые колокольцы радостно заливаются. Народ из церкви валом, да не расходится, слушает, покуда не стихнет.
Сказывали старики, давным-давно от перелива на пушку избавил большой колокол Петр-царь. В те времена со всей России к Литейному двору их свозили, государь собственноручно на звон пробовал. По душе пришелся Вознесенский - чистый, без гнусавины. Ну и заявил:
- Вертайте назад!
Купцы везли колокол домой на первой подводе, гордые за оказанную честь и довольные, что с барышом возвращаются да с товарами московскими. Однако умышлили их пограбить разбойники. На второй версте от родного села врасплох налетели со свистом, с гиканьем. Повязали, золото из кошелей в один большой вытряхнули; хотели купцов порешить, подводы в тайгу увезти, да ни с того ни с сего бухнул колокол, как раньше, в лихой год, про пожар извещая.
На селе да в деревеньках окрестных горевали: без колокольного перезвона тишь да скучища, а тут вдруг гул услыхали. Кинулись люди купцов, товары спасли. А потом стали гадать, как это колокол голос подал, да никто толком не мог объяснить, чудодействием посчитали. Потому купцы новую церковь построили, каменную, с колокольней высокой. Колокол запоет далеко слыхать.
А разбойники с золотом все же в тайгу успели уйти, схоронились на острове, что посреди лесного озера находился. На закат от села лежало оно. Стемнеет вечером, старики говорят:
- Спать пора - в озере солнце утопло.
Остров высокий, длинный, кедрачом покрытый. Гривою прозывался. Коли издали поглядеть, будто конь плавает.
Принялись разбойники добычу делить да повздорили, насмерть постреляли друг друга, со временем в прах истлели, и кошель истлел, а золото так и осталось лежать. Как-то в предночный час девчонка-русалка по бережку бежала, о кучку золотую споткнулась, червонцы рассыпались. Ойкнула русалочка, в ладошки хлопнула:
- Ишь, как блестят, поди, водяной покрал звезды у месяца.- И давай монеты, будто зерна, наземь бросать с приговорами: - Пущай из каждой по деревцу вырастет, да на каждом по сотне таких же звездочек. Вот и не станет водяной звезды у месяца красть.
Последнюю денежку бросила, ножку к ножке приставила, хвостик рыбий вместо них получился, всплеснула, нырнула в омут.
С той поры много лет пролетело, на остров мужики шишковать плавали, хороший орех добывали и заметили - осинки по берегу прорастать стали, тянутся из песка, листочками трепыхают и будто позванивают. Крутили мужики головами, плечами пожимали:
- Откуда звон?
Да так и не догадывались.
Как-то в звездную ночь сидел водяной на кочке, глянет на небо, и завоет. В прошлую-то ночь на вершину кедра залез, звезды в мешок стал собирать, тут месяц невесть откуда вынырнул да как боднет рогом в бок. Звезды из мешка по небу рассыпались. Водяной в озеро плюхнулся. Сидел теперь, бок почесывал - болел бок-то. А звезды в озере отражаются, горят алмазами, так и дразнят. И забылся водяной, перепутал небо с гладью озера, решил звезду ухватить - шлеп лапою по воде - брызги в разные стороны, а в лапе пусто. С досады громче завыл. Вскоре ветерок легкий по камышу пробежал. Слышит водяной - на острове зазвенело. Подплыл ближе, глянул - на осинках листочки золотые трепыхают, позванивают и блестят шибко, не хуже звездочек. Вспомнил водяной русалочкин рассказ про червонцы, на берегу разбросанные, и аж крякнул от радости:
- Ну, русалочка! Ну, затейница! Уважила старика!
Стал листья в мешок собирать. И как дотронется, в червонец лист превратится. Наполнил мешок, уволок в озеро. Так каждую ночь по мешку набирал, на звезды не зарился, оттого с месяцем дружба наладилась.
По осени рыбак Аника Бубуев к ночи на карася сеть поставил, а еще светло было, он и подумал: "Сплаваю-ка на Гриву, гляну - поспел ли орех?" На острове забрался на кедр, пару шишек попробовал: "Не годны, в орешках молочко одно". Хотел спускаться. Вдруг недалече забулькало. Из воды на берег чудище мохнатое вылезло, за собой тянет что-то. Аника и залюбопытствовал, во все глаза глядит. А уж смеркаться стало. Чудище задрало голову, лапы к небу протянуло, уткой закрякало, журавлем закурлыкало. Месяц серебряный из-за тучки вынырнул, рожками к месту, где чудище вылезло, повернул. Туда и свет полился, видно, как днем. Аника ахнул: "Водяной ведь это! И надо ж, сундук здоровенный вытащил!" А водяной тем временем к осинке, самой большой, что недалече листочками трепыхала, подошел, тряхнул - она червонцами золотыми осыпалась. Стал водяной червонцы согревать пригоршнями и в сундук. Наполнил, крышку захлопнул, обратно в озеро поволок. А скрылся, Аника с кедра долой, к осине бегом, тряхнул деревце, оставшиеся листья монетками на него со звоном посыпались. Мужик в шапку, за пазуху монетки собрал, огляделся: "Вроде все!" И - к лодке. Только отплыл, водяной на берег вылез, на осину глянул:"Эх-ма! Листьев-то нет!" Увидел Анику, в лодке плывущего, вмиг ручьем в озеро стек. Волны огромные вокруг лодчонки заходили, опрокинули бы, да успел мужик к берегу подгрести. Выскочил. Про сеть уж забыл, сразу домой и все думает: "Уж не померещилось ли?" Однако ударит по пазухе - звенит золото, в шапку заглянет - блестит. От радости сердце екает: "Ну, теперича. я богач!" И не заметил, как в избу вбежал.
