Раз в два года я подхожу к календарю, только что повешенному на стену, и аккуратно заклеиваю один из летних месяцев. Его нет. Его не существует в природе. На него нельзя полагаться. Строить планы. Намечать отпуск. Это — священный месяц моего календаря, время очередного первенства мира или Европы по футболу От этого месяца ждешь какого-то чуда. Вот и теперь, в ожидании нового финала, твердишь магическое: «Штутгарт, Мюнхен, Берлин». Что они принесут?
Но почему футбол? Что такого в этом размеренном перекатывании мяча?
Футбол прост. Мяч кладется на центр площадки. Несколько человек поочередно бьют по нему ногами, стараясь приблизиться к постройке, возведенной в полусотне метров от центра. Однако и сама эта постройка, схематичная до минимализма, и действия («ударить по мячу, чтобы попасть»), совершаемые на ее фоне, кажутся настолько примитивными и лишенными всякого значения, что буквально впитывают смыслы, витающие в воздухе, привносимые толпой зрителей, окруживших площадку.
Все начинается с заурядного, по- детски нерассудительного деления «мое — не мое», «наше — не наше». Возвышается до грандиозной схватки «империи добра» и «империи зла» — поединка политических систем, сведенного к нещадной, кость в кость, рубке двух отрядиков игроков, взращенных специально для поединка на спортивной арене. А заканчивается мечтательной негой эстетов, окрестивших «белым балетом» звездный мадридский «Реал» шестидесятых годов либо коллекционирующих записи голов Ромарио или Роберто Баджо — эти артистические трюки, наблюдая за которыми, не думаешь о счете на табло, о победе одной из сторон. Нет, они становятся для тебя триумфом многомудрой, неутомимой человеческой воли, а сам Баджо, например, кажется новым воплощением хитроумного Одиссея, готового выбраться из любой дали, куда занесла его судьба, чтобы попасть на очередной чемпионат мира — даже странно, что этим летом в Германии его нет на поле.
Футбол прост. Площадка, ворота, мяч. Схематичные перебежки игроков — этих оживших фигурок макета. Но напластование смыслов, окружающих важный футбольный матч, так велико, что некоторые игры, как художественные произведения, можно истолковывать десятилетиями. Они обрастают мифами. Имена персонажей, творивших эти мифы, остаются в памяти годами. Все так же, на последней минуте матча, Шмаров героически поражает ворота киевлян. Клуб «Фиорентина» все торгуется из-за Бышовца. При счете 1:0 в нашу пользу Дасаев отбивает удары Фалькао и Зи~ ко, и неужели мы все-таки пропустим хоть один гол?
Наивно? Футбол прост до наивной естественности. Современный спорт начинался с воскрешения «естественного» — звериного начала в человеке. Джентльмены откладывали в сторону фрак и цилиндр и выходили на середину площадки, чтобы... ударить друг друга по лицу... прыгнуть как можно дальше... обгоняя, отталкивая, сбивая на ходу десяток других джентльменов, осквернить сакральную постройку, защищаемую теми — бросить внутрь грязный кожаный шар, постаравшись не замарать об него руки. Одним движением ноги попрать святыню и растоптать противника.
Эта воинственная игра, где честь района, города, страны отождествляется со схематично выстроенными воротами, на которые обрушиваются орды противника, у многих вызывает религиозное к себе отношение по сей день. Даже букву давно написанных правил этой игры десятилетиями боятся исказить, будто новация приведет к святотатству. Зато новые стадионы, особенно возводимые к важнейшим футбольным событиям, таким, как наступивший чемпионат мира, выглядят настоящими шедеврами архитектуры, готовыми в глазах многих поспорить с храмами даче кой старины — средневековыми соборами.
В наш век профанации любых святынь лишь сюда могут прийти «помолиться» переполняемые энергией юноши. В отчаянном вопле какого- нибудь спартаковского фана «Кто мы? Мясо?» чудится отзвук «De profundis damavi...» («Из глубины воззвал к Тебе, Господи...»), а в бессмысленной рубке болельщиков где-нибудь близ «Улииы 1905 гола» угадываешь беснование участников религиозных войн.
Футбол прост, как символ веры, как может быть проста государственная идея, воплощенная в представлении, разыгранном при громадном стечении публики. Несколько человек, обернув тело кусками материи, снабженными государственной символикой, раз за разом заносят мяч в одну и ту же схематическую постройку, которая сегодня именуется «воротами Италии», завтра — «воротами Чили», послезавтра
— «Го-о-ол! Числен ко открывает счет!»
— «воротами Венгрии». Так в победе команды оживает идея мирового лидерства страны. Без единого выстрела
— ловкими движениями нескольких «священных игроков», выбранных «защищать и отстаивать честь народа», — утверждается приоритет на международной арене.
После победы на чемпионате Европы 2004 года защитник греческой сборной Панайотис Фиссас предложил объявить день триумфа, четвертое июля, национальным праздником. В тот июльский вечер улицы греческих городов заполнили тысячи людей. Такого количества демонстрантов здесь не видели, пожалуй, со времен свержения «черных полковников».