Летучей Мыши с Чайкой вдруг
Взбрело купцами стать сам-друг.
Ведут летуньи разговор
И заключают договор.
Но вот беда: нет ни гроша, —
Ведь это срам для торгаша, —
Бегут к Шипу они, спеша.
И, вексель дав,
И подсчитав
Проценты с суммы, что он дал,
Берут изрядный капитал.
Мышь дом, как сторож, стерегла,
А Чайка деньги забрала,
Сев на корабль, среди пучин
Плывет во Мсыр, в Чинмачин,
И в Фарсистан,
И в Индостан.
Там, нагрузив судно добром,
Опять плывет морским путем,
Стремится весело в свой дом!
Вот дорогие шали тут,
Вот жемчуг, лал и изумруд,
Фисташки, финики, миндаль, —
Всего не перечесть мне, жаль…
Все, все, что приглянулось ей
Из украшений и сластей.
Но страшный шквал
На море встал.
Товары буря унесла,
И Чайка жизнь едва спасла,
Своей хранимая судьбой.
Но как вернуться ей домой?
Что кредитору ей сказать?
Как пред приятелем предстать?
Там у порога Мышь сидит,
Там на дорогу Мышь глядит,
Считает дни: когда ж, когда ж
Вернется в дом торговец наш?
Ей долго ждать
И тосковать,
И видеть сны, боясь, дрожа,
Что близко время платежа…
И вот на кровле Шип стоит,
И, с векселем в руках, кричит:
«Эй, чем вы заняты, друзья?
Забыли, как помог вам я?
Дельцы за здорово живешь,
Пора произвести платеж!
Коль вексель дали – знайте срок,
Бесстыдство, – это ль не порок!
Ведь тут грабеж средь бела дня,
Ведь это гибель для меня!
Свое же золото отдать
И не суметь обратно взять?!
Вот и попробуй тут помочь,
Просителя не выгнать прочь!»
Так Шип кричал на весь квартал,
Сердито должников ругал.
А кто слыхал,
Тот повторял:
«Ай, Мышь! Ай, Чайка! Ай-ай-ай!
Не стыдно ль слышать вам? Ай-ай!..
Купцы совсем с недавних пор,
И вдруг – в делах такой позор!
Мышь с Чайкой, ай, —
Ай-ай, ай-ай!»
А Мышь летучая – внимай!
Уйти куда
Ей от стыда?
Плевалась, плакала, кляла:
«Ах, Чайка, чтоб ты померла!
Чтоб ты истлела под землей!
Ну, что ты сделала со мной?
Ведь ты меня, ох, как срамишь!..»
И вновь, и вновь просила Мышь:
Шип, не сердись,
Не торопись.
Ты долго ждал. Подожди чуть-чуть.
Вчера пришло письмо, что в путь
Пустилась Чайка. Ну, вот-вот
С тобой произведем расчет,
Кой-что накинем сверх того…»
«Ну, нет, не нужно ничего,
Возьму лишь то, что я вам дал,
Я и проценты подсчитал.
Назначали вы сами срок, —
Прошу платить, коль он истек,
А лишнее нейдет мне впрок…»
«Нет, господин,
Расчет один:
Сполна все выплатим тебе.
Проценты сами по себе —
И благодарность будет тож,
Поверь… Ведь люди мы… Не ложь…
Ведь надо бога позабыть,
Чтоб так нечестно поступить».
Бедняжка – так, бедняжка – сяк…
Не оправдаться ей никак!
И кредитору наврала,
Приятельницу всё ждала.
Коварной Чайки нет как нет.
«Что за напасть! Не мил мне свет!
Ведь вот несчастье, вот беда,
Я осрамилась навсегда:
Не вылезть мне, как из огня,
Из долга. Кто спасет меня?
Что мне сказать?
Чего мне ждать?»
Пришлось по дому все собрать
И все до ниточки отдать.
А что за толк? —
Остался долг.
Ну, тут уж стало ей невмочь
На крыльях улетела прочь,
Исчезла, сгинула, чтоб ей —
Банкроту, ставшей всех бедней, —
Уж не являться на позор
Пред кредитора грозный взор.
С тех пор, гонимая стыдом,
Она уж не летает днем.
Когда ночная ляжет тишь,
Тогда летает наша Мышь, —
Во тьме укрыться легче ей
От кредитора и друзей.
А Чайка… ах,
Кричит в волнах,
То вдруг нырнет,
То вновь всплывет,
Вся трепеща
И все ища:
Вдруг в глуби вод
Товар найдет!
А Шип с обиды и тоски
Все точит злобно коготки,
И если мимо кто идет —
Его за полы он берет,
Крича: «Эй, ты не видел, слышь,
Бесстыдниц – Чайку или Мышь?»
…Те дни прошли. Проходят дни.
А все не встретились они.
