Петровскому Валерию Николаевичу
…Только вырвавшись на волю,
на простор воды открытой,
вдруг остановился парус,
как споткнулась в беге лодка.
И отважный Лемминкяйнен
перегнулся, смотрит за борт
под недвижимое днище,
говорит слова такие:
«Не на камень села лодка
и не на топляк наткнулась,
а на щуку наскочила,
на хребет морской собаки!
Руны «Калевалы»
Её Величество – Щука!
Именно она держит «большину» и считается полноправной хозяйкой подводного царства Карелии.
Уже месяц, как растаял на водоёмах лёд и прошёл нерест у этой рыбы. Закончилось таинство щучьей любви, когда в угаре самки с кавалерами «теряли голову», не ведая стыда и страха, выходили шумными ватагами на отмели для того, чтобы отметать и оплодотворить икру.
После этого у щуки – Большой пост.
Целый месяц рыба не притрагивается к пище, не обижает проплывающих мимо мальков. Вчерашнюю разбойницу не узнать: вместо агрессии – полное смирение, суровая схима; вместо чревоугодия и кровопролития – миросозерцание и любовь к ближнему; ей – «Да пошла ты!..», она в ответ – «Будьте здоровы».
Смирение Царицы вводит чернь в заблуждение.
Позади цветение черёмухи. Солнце стало не на шутку припекать, нагревая землю, болота, воду. И тут щучий пост заканчивается. Щука в начале июня выходит на охотничью тропу. За мелкорыбицей. Ближе к заросшим берегам, к тростнику, к наплавным лопухам. Выходит голодная, агрессивная и самоуверенная. У неё начинается жор. Теперь кто не спрятался – она не виновата. Ранним утром и с началом сумерек, до пепельной темноты далеко слышны по воде мощные «плюхи» – это вошедшие в раж хищники жадно заглатывают всё, что шевелится.
Подводный волк вернулся к исполнению ответственной, ненормированной и, как авторитетно заверяют, необходимой всем должности «пахана».
Самая пора для ловли на спиннинг.
* * *
Приобрёл эту снасть я два года назад. Были куплены также и блёсны, и сачок, и прочая великия и малыя рыбацкие атрибуты.
На Сямозеро в Кухогубу добрался в разгар вечерней зари. Приготовил резиновую лодку. Переобулся. Достал снасти.
Погода стояла тёплая, тихая, комаристая. Корабельные сосны подступали прямо к озеру. В неподвижной воде отражались их стволы – цвета дозревающей морошки.
Стараясь не тревожить склонившуюся над заводью тишину, неторопливо оттолкнул лодку от берега. Сколько хватает глаз – мелководные просторы, поросшие островками тростника, листьями кувшинки и белыми лилиями. Это настоящее щучье царство. Метрах в десяти, у кромки камышей, – мощный всплеск. Пирует разбойница!
Думаю, не будь рыба немой, висел бы сейчас над озером дикий ор и проклятия.
Поймал двух щурят. На глаз боюсь вес занизить, но явно «дошколята». Руки, отвыкшие за зиму, постепенно вспоминают нужные движения. Основательно разойтись не успел: зорька отгорела.
Пока я полоскал свои блёсны в сямозерских губах, в мелкие сети попало в аккурат на уху. Окушки. Да в крупные – два подлещика на жарёху. Не спеша, погрёб к берегу, к месту стоянки. Примерно с километр по воде.
Смотрю, на берегу свет фар. Подъехала машина. Хлопнули дверки. Голоса. Соседи появились. Минут десять прошло, не больше, у них уже костёр. Быстро!
Подплываю. Вытаскиваю лодку на берег. Успеваю заметить чёрную «Победу» с распахнутыми дверками. Собираю по сырому скользкому дну колючих окуней в котелок. Подхожу к огню.
Пожилая пара: мужчина и женщина, лет шестидесяти. Она у костра – готовит пищу. Он таскает дрова, воду. Всё, как и тысячи лет назад. Мы познакомились. Он – Николай Иванович. Она – Клава, отчество не запомнил. Муж и жена. Она дородная, он живчик. Добродушные. Гостеприимные.
– Присаживайтесь к нашему костру, – предложил Николай Иванович. – Какой смысл ради трёх часов свой запаливать? От нас ведь не убудет.
Я с удовольствием согласился, предложив для общего котла рыбу. Пока он чистил окуней, хозяйка мыла и крошила картошку, колдовала над ухой, я поставил на угли ёмкую, чугунную сковороду, накалил её и крупными кусками уложил подлещиков.
Иваныч засеменил к машине. Назад идёт довольный. Улыбается.
Чувствую – выпил.
Подлещики в кипящем подсолнечном масле весело заскворчали. Посолил их. Поперчил. Подсыпал с краю лучку. Повернул рыбу с боку на бок. Одна половинка уже в рыжей блестящей твёрдой корочке.
Ровно отпиленные чурбаки двинули ближе к костру. Посерёдке – огромный сосновый спил – стол. Расставили на него миски. Достали деревянные расписные ложки, ржаной хлеб, соль, зелёный лучок. Такого в ресторане не подадут…
Пока ухи не наелись, лишь аппетитно сопели. А вот когда «атака» захлебнулась, да хозяйка выставила на центр пня ещё и сковороду с румяными подлещиками и предложила рыбки «поелошить», разговор пошёл.
Я не утерпел:
– Видели в лодке щурят? Огромная сошла!
Николай Иванович криво ухмыльнулся.
– Не зря говорят, что честный человек не может быть хорошим рыбаком. Сорвавшаяся рыба всегда больше пойманных…
Он поддел с длинных рёбер леща кусочек, отдающий дымком костра, дополнительно прошёлся над ним щепотью соли, отправил в рот и смачно облизал маслянистые пальцы: