Жизненный путь Марины

Декабрь 1912 года. На шестом этаже большого каменного дома слышится мелодия Чайковского:

Комната, в которой поют, плотно закрыта. И всё‑таки квартира полна звуков.

Это отец Марины занимается со своими учениками.

Через коридор, тоже в плотно закрытой маленькой комнате, в плетёной детской коляске лежит девятимесячная Марина. Иногда она спит под пение, иногда же часами лежит с открытыми глазами и прислушивается к доносящимся до неё звукам.

В той же комнате, на полу, четырёхлетний Рома раскладывает в ряд деревянные дощечки; он сам нарисовал на них вагоны, паровозы, тендер.

— Бау — бау — бау! Третий звонок! Фю — у-у — у!.. — пронзительно кричит Рома, изображая отходящий поезд.

Марина поворачивает голову к брату…

В те годы Рома мечтал быть машинистом. Страсть к паровозу возникла у него с двухлетнего возраста. Я тогда учительствовала в Вязьме. Каждую субботу мы с Ромой встречали на вокзале московский поезд: отец приезжал к нам на воскресенье, а в понедельник утром возвращался домой, в Москву. Пыхтящий и фыркающий паровоз, длинный состав вагонов были первыми яркими впечатлениями в жизни мальчика. Человек, воле которого подчинялась вся эта махина, — машинист паровоза — казался Роме могучим волшебником из папиных сказок.

Помню, однажды мне подарили духи. Рома долго рассматривал флакон.

— Мама, зачем тебе духи? — спросил он.

— Я буду капать их на носовой платок, и платок будет пахнуть цветами.

— А ты любишь, как пахнут цветы?

— Да.

— А я люблю, как пахнет паровоз! Когда я буду большой, я куплю тебе духи паровоза…

«Бау — бау! Фю — у-у!..» — слышу я ещё в коридоре, возвращаясь вечером с работы. Я улыбаюсь: значит, всё в порядке — Марина, наверно, спит, а Рома играет.

Мне мало приходилось бывать с детьми. С раннего утра я уезжала в школу и только вечером возвращалась домой. Дети целые дни проводили с няней.

Няню мы все любили, она считалась членом нашей семьи, и я, уходя, спокойно доверяла ей детей и хозяйство. К нам она приехала неграмотной, но потом вместе с Ромой научилась читать и писать. Бывало сядет Рома за стол, положит перед няней лист бумаги и скажет:

— Ты, няня, тоже пиши, как я. Вот так…

И оба старательно выводят буквы. Потом Рома проверяет нянино «писание»:

— Эта буква не так пишется, вот как надо…

Шестилетний Рома терпеливо показывает и объясняет, как писать, как складывать буквы в слоги, а из слогов составлять слова.

Марина, её брат Рома и их мать, Анна Спиридоновна Малинина. 1913 год.

Вечерами, когда я, сидя за столом, проверяла большие стопы ученических тетрадей, отец или мяня рассказывали детям сказки. Особенно любила слушать их Марина. Забьётся в угол большого дивана и слушает, затаив дыхание. Иногда отец инсценировал сказки, вместе с няней, Ромой и Мариной мастерил маски и костюмы, и все четверо устраивали спектакль.

Любимой сказкой Марины была сказка «Ивашка». С увлечением изображала она мальчика, перехитрившего бабу — ягу. Любила она играть и в сказке «Царевна — лягушка». Скромная и терпеливая русская девушка — героиня сказки — очень нравилась Марине. Специально для Марины отец придумал похожую сказку — «Царевну — черепаху», — тоже с хорошим концом.

Вообще сказки с плохим концом Марина не признавала. Начнёт отец бывало рассказывать «Мальчика с пальчик» — Марина слушает внимательно и тихо. Но когда рассказ доходит до того места, где дети остаются в лесу одни, она затыкает — уши и кричит:

— Гадкая сказка! Не хочу слушать дальше!..

Бывали у нас и такие вечера: отец ставил маленькую

Марину на рояль, и она, по — своему переделывая некоторые слова, читала стихи или басни. Стихи Марина выучивала со слов Ромы, когда он вслух повторял их, готовясь к уроку. Голос у Марины был ниже, чем у брата, и читала она внятно и выразительно.

В такие часы отец не сводил глаз со своей любимицы. Когда видел, что читать стихи ей надоедает, садился за рояль и начинал играть и петь:

А дети весело плясали под аккомпанемент отца.

В первые годы своей жизни Марина больше бывала с отцом, чем со мной. Росла она бойкой, ловкой, и отец не раз с гордостью говорил:

— Эту не стыдно где хочешь показать!

Однажды наша бойкая Марина струсила. Няня уложила её спать, а сама собралась ужинать. Но Марина без умолку смеялась и болтала, не отпуская от себя няню. Наконец няне надоело это, и она сказала:

— Слышишь, баба — яга стучит в окно!

— Где она? — с любопытством спросила Марина.

Няня подняла штору. Из окна на девочку глянула чёрная ночь. Марина в испуге затихла. С тех пор она начала бояться темноты.

Как‑то раз отец заметил, что Марина избегает заходить в тёмную комнату. Он рассказал ей сказку о трусливом мальчике, над которым все смеялись.

Марина спросила:

— Это стыдно — бояться?

— Очень стыдно быть трусом, — серьёзно ответил отец, — но я думаю, что ни ты, ни Рома никогда не струсите!

Марине запомнился этот разговор, ей и впрямь стало стыдно. И она придумала способ побороть свой страх перед темнотой: как только ей становилось страшно у порога неосвещённой комнаты, она начинала громко петь «Чижик — чижик, где ты был…» и с этой песенкой смело раскрывала дверь.