Вячеслав Софронов
Жила
Мистическая трагикомедия в 2-х действиях
Действующие лица:
Дед Миша по прозвищу Б а ш к у р.
Бабка Дарья - его соседка по деревне.
Маша - студентка
филологи
Паша - студент
Ахмед - милиционер, очень честный человек.
Шура Сапожков
исследователи аномальных явлений.
Иван Стелькин
Банница, домовой, две русалки - возможны куклы или актеры.
(C)
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Картина 1.
Д е д. Ага, закапало./Подставляет под капли палец, облизывает, пробует на вкус, прищелкивает языком/. Ой, крепка чертовка, только вонюча! Ладно, теперь будет чем и за дрова расплатиться и Федька мой из города пожалует, угощу..../ За печкой послышалось легкое покашливание/. Чего? Проснулся? Попробуешь первачка? / Наливает небольшую стопку жидкости из-под самогонного аппарата, накрывает куском хлеба и ставит на край печи/. Ну, не обессудь, прими стопочку. / Стопка исчезает, легкое покряхтывание за печью и стопка летит обратно в сторону деда/.Ну, как? Добрый первачок вышел? Не-е-е... Боле не проси, не налью, мал еще. Ты хоть и домовенок, но все одно несовершеннолетний. Не приведи Господь заявится участковый наш Ахмед, будь он трижды неладен, припечатает мне на полную катушку за совращение малолетки и айда дед Башкур на нары. А тебя куда девать? Думаешь, Дарья за тобой ходить будет или к себе возьмет? Фигушки! Она со своим хозяйством едва управляется, а лишняя обуза ей совсем ни к чему. / Дед кладет на край стола тлеющую самокрутку, и она моментально исчезает. Он ищет ее, не находит, зло сплевывает себе под ноги и грозит кулаком в сторону печи/. Ишь, варнак! Смолить уже вздумал! Рано тебе зелье мое курить, крепок самосад, не для твоей натуры.... / Как бы в подтверждение его слов из-за печи раздается надсадный кашель/. Ага, проняло? Будешь знать, как без спросу мои цигарки брать./Хочет сесть на лавку, но та неожиданно отодвигается в сторону, и он бухается на пол/. Ах ты, паршивец! Да я тебя!!!
/Открывается дверь и в избу входит Дарья в больших грязных резиновых сапогах, в телогрейке, в руках у нее корзина с гусыней Шуркой/.
Д а р ь я. Здрасьте вам! Чего лежим?
Д е д. Упал, вот и лежу /Встает/.
Д а р ь я. Ехал, привалился, да и в канаве очутился. Понятно. У всякого Филатки свои прихватки. С кем воюешь? Супротив кого оборону держишь?
Д е д. Не твоего бабьего ума дело. С кем надо, с тем и воюю. То баба скачет и задом и передом, а дело идет своим чередом, а у меня дело сурьезное, запросто так его не выполнишь.
Д а р ь я. Да вижу твое дело - с концов зубами натянул, а в середке и лопнуло. Опять самогонку сидишь-гонишь. Поди, сынка из города поджидаешь?
Д е д. /Неохотно/. Может и его, а может и другого кого. Тебе-то, какое дело до моих забот?
Д а р ь я. Мне?! Да никакого! Думаю, дай зайду, попроведаю соседа, а то может, и помер уже и ноги холодные, лежит себе неприбранный, в дальнюю дорогу не собранный.
Д е д. Кого Бог накажет, тот сам помрет, а другого любя приберет. Когда, Дарьюшка, помирать стану, ты первой о том и узнаешь.
Д а р ь я. Прости, Господи, на все твоя воля, все там окажемся. А досок- то чего наволок в избу? Чего опять мастеришь?
Д е д. Гроб себе лажу. Сам не позаботишься, то разве потом кто сделает как должно. Все мастера-плотники в округе перевелись, на тот свет ране меня убрались, один одинешенек остался.
Д а р ь я. А прежний-то твой гроб где? Ведь год назад изладил себе из сухого леса. Его куды девал?
Д е д. Так в зиму как Степан Сорока помер, то баба его до меня и пристала: продай гроб, мол, вы со Степкой одного росточку были. Пришлось уступить за литру водки.
Д а р ь я. Не пойму я тебя, дед Б а ш к у р.... Ой, не пойму...
Д е д. А чего меня понимать? Весь на виду как горшок на шесту.
Д а р ь я. Так-то оно так, да сумраку много в тебе сидит: мужик и с башкой и руки как надо пришиты-посажены, а чего ты тут сиднем сидишь, к домишку своему пристал-прикипел, на то моего понятия не хватает.
Д е д. Опять ты за свое! Живу, как могу: на сырые дрова подтопка, на прореху заплатка, никого не трогаю, никому не мешаю. Чем худо?
Д а р ь я. Вот и шел бы ко мне жить-домовничать, по хозяйству помогать.
Д е д. Э-э-э... нет, Дарьюшка, шалишь! В своей сермяжке никому не тяжко, а в людях жить, виновным быть.
Д а р ь я. Да я тебе поперек слова худого сроду не сказала. Жалко глядеть на тебя как один бобылем маешься. Как помирать-то станешь? И кружку воды никто не подаст, глаз не закроет. /Всхлипывает/.
Д е д. А ты на что? Тебя кликну, вот и проводишь меня чин-чинарем на тот свет.
Д а р ь я. А вдруг меня на тот момент дома не окажется? Тогда как?
Д е д. Ну, на тот свет я дорогу и сам найду, провожатых мне не надобно. Но до тебя жить идтить не согласный я...
Д а р ь я. Ну, и дурак!
Д е д. Не мешай делом заниматься.
Д а р ь я. А я к тебе по делу и пришла - Шурка у меня нестись перестала.
Д е д./Удивленно/. Чего?!
Д а р ь я. Да не знаю чего на нее и нашло - неделю, как сидит и все пустая.
Д е д. Слава тебе, Господи! Дожил! Гусака нашла!
Д а р ь я. Помоги, дед Башкур, в долгу не останусь, ты меня как облупленную знаешь.
Д е д. Слушай, Дарья, проваливай подобру, поздорову, а то ты меня тожесь знаешь, накостыляю и те и Шурке твоей по первое число. У меня как вскипело, так и поспело, выметайся из моей избы.
