Я не могу отвести от нее глаз. Мне даже хотелось бы поменяться с ней местами… будь я вывеской.
«Женские причуды»
1026 Мэдисон-авеню
Нью-Йорк, Нью-Йорк 60793
Вздыхаю и медленно вожу пальцем по каждому из этих чудесных слов, пока по спине не пробегает легкий холодок. Я бы узнала эти буквы где угодно — «коронет», изысканный шрифт. Вывеска напоминает, как мама однажды повела меня посмотреть на Одри Хепберн в «Забавной мордашке» — тогда мне было семь с чем-то. Поначалу перспектива пойти в кино не вызвала большого энтузиазма. Я сразу поняла, что это не мультик, несмотря на заманчивое название. Впрочем, потом решила: ладно, все равно заняться больше нечем, а мама позволила взять с собой дамскую сумочку. Мне было невдомек, что из зала я выйду с готовым ответом на самый сложный жизненный вопрос. Впервые за семь лет я поняла, кем хочу стать, когда вырасту.
Едва вернувшись домой, я сразу бросилась в свою комнату, к зеркалу. Стоял октябрь 1982-го. В неполные восемь лет мне ничего не стоило самостоятельно умять целую коробку вафель. Но тут я замерла, внимательно изучая свое отражение. Бедра далеки от совершенства, косички никуда не годились, и, кроме того, следовало вырасти по крайней мере еще на четырнадцать дюймов. Итак, сомнений нет: если я, Хлоя Роуз, собираюсь сделать карьеру в журнале мод, придется всерьез над собой поработать.
Увы, липосакция даже не обсуждалась, и я сделала нечто чуть менее интересное — выстригла челку. В те времена никаких других ножниц, кроме маникюрных, в моей комнате не было, но это меня не остановило. Может, получилось не идеально, зато в целом эффектно. Оставалось найти работу.
Что ж, я наняла саму себя. К сожалению, только на полставки — время после школы и несколько часов в субботу. Работа оказалась непростой — сложно полностью отдаться делу в условиях домашнего офиса, где меня отрывали тысячу раз на дню. Приходилось убирать кровать, готовиться к диктантам… хуже того, играть с ровесниками! У меня и минутки свободной не было. Я часами ходила по спальне в маминых туфлях на каблуке, раскладывая бумаги, вешая на стену фотографии моделей, отвечая на телефонные звонки, подкрашивая губы и увольняя воображаемых сотрудников. В особо хорошие дни мне удавалось посвятить несколько часов перекладке бумаг и подкраске губ, не отвлекаясь даже на сигарету или сломанную антенну от телевизора.
На работу я всегда носила одну и ту же хлопковую ночную рубашку без рукавов, скроенную как домашнее платье старушки. Она позволяла сидеть в любой позе, не показывая нижнего белья. Как бы широко я ни расставляла ноги, рубашка прикрывала колени.
Под ночнушку я надевала вместительный мамин лифчик и щедро набивала его туалетной бумагой. Я даже не разматывала ее, просто совала по рулону в каждую чашечку. Неудивительно, что в туалете бумаги частенько не хватало.
— О, миссис Стивенс, — говорила я в пустоту, — не могли бы вы отнести кусочек туалетной бумаги моей матери, миссис Роуз, а потом вернуться в офис, чтобы навести порядок с губной помадой? И еще, миссис Стивенс, мне страшно понравилось, как вы переставили журналы на книжной полке, так что я решила повысить вам зарплату. Да, именно так, на миллион долларов. Пожалуйста, не забудьте передать миссис Роуз привет и сообщить ей, что, к сожалению, я не смогу убрать сегодня постель. Пришлось резко поменять планы. Ленч с Кристи Бринкли перенесен на более ранний час, а у меня еще уроки не сделаны.
Мне не помешало бы расширить штат редакции, однако я любила играть только со своей сестрой, а она не приняла игру в «редакцию журнала», да и вообще считала работу понарошку глупостью. Я предложила ей несколько высоких должностей и возможность работать непосредственно с миссис Стивенс, но она наотрез отказалась.
С ней вечно была одна и та же история — либо кассир, либо ничего. Сколько ни твердила я ей, что должность кассира занята, она оставалась непоколебима. Из-за наших профессиональных разногласий и полного отсутствия у сестры желания играть в воображаемые игры мне пришлось обратиться к неодушевленным объектам.
Я могла запросто использовать вместо людей кукол и мягкие игрушки, но мне всегда казалось, что плюшевые звери плохо вписываются в офисную обстановку. А куклы и того хуже — сидят, разодетые и важные, напрочь лишенные индивидуальности.
Ну как с ними работать!.. Зато из моей обуви вышли прекрасные сотрудники. Сразу видно, что они твердо стоят на ногах и всегда готовы взяться за дело. После работы туфли не прочь потанцевать и посмеяться, а на следующий день могут начать все заново, в отличие от тапочек. Тапочки смахивают на вечно простуженных людей или просто неудачников. Особенно мои тапочки. Я всегда носила большие и мохнатые, обычно заляпанные соком. Когда мне требовалось изобразить бездельника, я пускала их в ход.
Поскольку я работала исключительно с обувью, с распределением должностей проблем не возникало. Туфли легко поддаются классификации. Одни высокие и начальственные, другие — старые и надежные, третьи — страшненькие, зато готовы поддержать в трудную минуту, четвертые — модные и энергичные, пятые — милые и очаровательные, а остальные — самые обычные девчонки.