Рассказ
Качнувшись, дверь откатилась. В этот час ресторан Хосе пустовал. Часы как раз били шесть, и хозяину было отлично известно, что только с половины седьмого начнут подходить завсегдатаи. Здешняя клиентура вообще отличалась консерватизмом и таким постоянством, что вот — не успели часы к шестому удару, когда вошла женщина, как входила всегда именно в этот час, и, не говоря ни слова, уселась за высокий вращающийся табурет. В губах ее была зажата незажженная сигарета.
— Привет, королева, — сказал Хосе, заметив, как она устраивается поудобней. И направился к дальнему краю стойки, сухой тряпкой протирая ее стекло. Всякий, кто входил в ресторан, заставал Хосе за этой работой. Даже перед женщиной, отношения с которой сложились едва ли не самые откровенные, даже перед ней этот толстый, румяный, рыжий трактирщик каждый раз ломал эту комедию, играя в мужчину хозяйственного, заботливого, предупредительного. Разговор он завел с того, дальнего конца стойки.
— Ну, что пожелаешь сегодня? — он сказал.
— Для начала научить тебя быть кабальеро, — сказала женщина. Сидела она в самом конце длинного ряда вращающихся табуретов, опершись локтями о стойку, с зажатой во рту сигаретой. И говорила, плотно сжав губы, чтоб до Хосе дошло наконец, что сигарета не зажжена.
— Надо же, а я-то и не заметил, — сказал Хосе.
— Ты до сих пор еще так ничего и не заметил, — сказала женщина.
Оставив ветошь на стойке, он прошел к шкафам, потемневшим, пропахшим смолой и пропыленным деревом, и потом вернулся со спичками. Женщина нагнулась, чтобы дотянуться до пламени, вспыхнувшего в грубых волосатых руках мужчины. Хосе увидел гриву ее волос, умащенных жирным дешевым вазелином. Увидел плечо, голо белевшее над украшенным цветами корсажем. Увидел зарождение сумрака в чреве, когда женщина подняла голову — уже с алым огоньком в губах.
— Ты прекрасна сегодня, королева, — сказал Хосе.
— Оставь эти глупости, — сказала женщина. — И не надейся, что ими заставишь меня раскошелиться.
— Я вовсе не это хотел сказать, королева, — сказал Хосе. — Бьюсь об заклад, нынче обед тебе явно пошел не в то горло.
Глотнув первый клуб плотного дыма, женщина скрестила руки, все еще опираясь локтями о стойку, и застыла, глядя на улицу сквозь широкое ресторанное стекло. Лицо ее было грустно. Меланхолия с примесью отвращения и пошлости.
— Я приготовлю тебе отличный бифштекс, — сказал Хосе.
— А у меня все еще нет денег, — сказала женщина.
— Вот уже три месяца у тебя нет денег, а я каждый раз готовлю тебе что-нибудь вкусное, — сказал Хосе.
— Но сегодня все обстоит иначе, — хмуро сказала женщина, все еще глядя на улицу.
— Эх, какой ни возьми — все дни одинаковы, — сказал Хосе. — Как бьет шесть, глядь — ты уже на пороге и с ходу объявляешь, что голодна как собака. И я готовлю тебе что-нибудь подходящее… И сегодня пришла как всегда, да вот не сказала, что голодна как собака, и выходит, что день нынче выдался, может, и особенный.
— Что ж, так оно и есть, — сказала женщина и развернулась, чтобы лучше разглядеть мужчину, который по ту сторону стойки вновь знакомился с содержанием холодильника. Секунды две-три посвятив ему, глянула на висевшие над шкафом часы. — Твоя правда, Хосе. Сегодня и впрямь все обстоит иначе, — сказала она. И, выдохнув дым, вновь заговорила, роняя обрезанные языком слова: — Не в шесть я сегодня пришла. Вот почему все так и сложилось, Хосе.
Мужчина посмотрел на часы.
— Руку дам на отсечение, если они отстают хоть на минуту, — сказал он.
— Да вовсе не об этом речь, Хосе, — сказала она. — Просто сегодня я пришла не в шесть, а на пятнадцать минут раньше.
— Часы били шесть, королева, — сказал Хосе. — И ты вошла едва не с последним ударом.
— Четверть часа как я здесь, — сказала женщина.
Мужчина направился туда, где сидела она. Сунулся к ней громадным налитым кровью лицом, оттянув пальцем веко правого глаза.
— А ну-ка дыхни, прямо сюда, — сказал он.
Взмахнув гривой волос, женщина откинула голову. Бледное лицо ее было строго, утомлено; упав в тень усталости, грусти, оно казалось прекрасным.
— Да не дури ты, Хосе. Знаешь ведь, что я полгода уже как не пью.
— Это ты другому кому-нибудь расскажи, — сказал он. — А мне-то заливать нечего. Пари держу, вы там литр на двоих раздавили.
— Ну, если на то пошло, махнула я чуток с приятелем, — сказала женщина.
— A-а, тогда мне все ясно, — сказал Хосе.
— Нечего там тебе выяснять, — сказала женщина. — Четверть часа как я уже здесь, вот и все.
Мужчина пожал плечами.
— Бог с тобой, раз уж тебе так хочется — значит, четверть часа, как ты здесь, — сказал он. — Туда-сюда десять минут — кого это в конце концов волнует.
— Ох, еще как волнует, Хосе, — сказала женщина. И с небрежностью вытянув руки, бросила их на стойку, на стеклянную ее поверхность. Сказала:
— Знаешь, я без капризов. Ни с того ни с сего чепуху молоть не стану. Словом, здесь я уже четверть часа. — И поправилась, вновь взглянув на часы: — Черт, уже целых двадцать минут.
— А, будь по-твоему, королева, — сказал мужчина. — Я бы день, да еще вдобавок ночь тебе подарил, лишь бы видеть тебя довольной.
Все это время Хосе ни на мгновение не оставался в покое, непрестанно передвигая предметы с места на место. Он исправно играл свою роль.