Радиооператор Джерри лениво потягивался в своей кабине. Эд Уандер взглянул на студийные часы — они отставали.
— Вернемся немного назад, — предложил он гостю программы. — Вы тут использовали пару терминов, которые, я уверен, большинству из нас не совсем понятны. — Он заглянул в блокнот, где по ходу передачи делал пометки. Палин… палин… как там дальше?
— Палингенез, — с едва заметным оттенком снисходительности произнес Рейнгольд Миллер.
— Вот-вот. И еще метемпсихоз. Я не ошибся?
— Все равно. Метемпсихоз, переход души из одного тела в другое. Это слово происходит от латинского, которое, в свою очередь, позаимствовано у греков. Боюсь показаться нескромным, но все же смею предложить, что я крупнейший в мире специалист по палингенезу и метемпсихозу.
— Что такое метемпсихоз, вы нам уже объяснили, — вставил Эд Уандер, а как насчет палингенеза?
— Он означает перерождение, трансмиграцию, учение о переселении душ.
— Да, но чем это отличается от метемпсихоза?[1]
— Боюсь, недостаток времени не позволит мне углубиться в существо вопроса, что совершенно необходимо для достижения полного понимания.
— Очень жаль. Что ж, есть еще один момент, который я хотел бы у вас выяснить. Вот вы сказали, чта перерождались трижды. Сначала вы родились Александром Македонским, который завоевал персидское царство. Вы рассказали нам, как умерли от лихорадки после знатной пирушки в Вавилоне, а потом ваша… ну, да, душа переселилась в тело новорожденного Ганнибала Карфагенского, который впоследствии едва не завоевал Римскую империю. После того, как Ганнибал покончил с собой, приняв яд, вы снова очнулись — на этот раз в теле маршала Нея, ближайшего сподвижника Наполеона.
— Совершенно верно.
— Вот что мне хотелось бы узнать: где ваша… душа обреталась в промежутках между рождениями? Если меня не подводят познания в древней истории, то Александр жил этак лет за четыреста до Рождества Христова. Ганнибал вел слонов через Альпы лет сто пятьдесят спустя. Друзья, прошу не судить меня слишком строго за столь приблизительные дты: я был чемпионом по прогулам, когда дело доходило до древней истории. Так, теперь маршал Ней если он сражался бок о бок с Наполеоном, то должен был родиться в восемнадцатом веке. Что-то слишком длинный получается скачок от вашего первого перерождения до второго.
— Смерть не ведает времени, — холодно ответил Рейнгольд Миллер.
— А как было на этот раз?
— Человек не ощущает интервала между жизнями. Когда меня в прошлом воплощении Мишеля Нея подвергли смертной казни, я почувствовал внезапную вспышку света и боли — и сразу же очнулся плачущим младенцем, только что появившимся на свет.
Эд Уандер задумчиво потрогал кончик носа, но, спохватившись, сразу же убрал руку. Нужно избавляться от этой привычки, если он собирается получить программу на телевидении: зрители могут счесть ее непозволительным чудачеством.
— Еще один вопрос, мистер Миллер, — сказал он. — Не кажется ли вам странным такое совпадение: во всех трех из ваших прошлых… гм, перерождений вы были величайшими военачальниками, каких только видел свет?
— Вероятно, таково предназначение моей души.
— А чем вы теперь занимаетесь, мистер Миллер?
— Я бухгалтер.
Эд Уандер заглянул в свои записи.
— Ах, да, вы уже говорили: младший бухгалтер в универмаге города Брисби, штат Пенсильвания. Мне казалось, что в нашем Государстве Всеобщего Процветания практически все бухгалтерские операции автоматизированы. Должно быть, Брисби слегка отстал от жизни. Скажите, а вас не удивляет, что в вашем последнем воплощении вы не стали Дугласом Макартуром, Эйзенхауэром, или, скажем, виконтом Монтгомери [2]? Чтобы, так сказать, поддержать традицию.
— Это вопрос не ко мне. Пути вечного духа неисповедимы.
— Послушайте, я вот что имел в виду. У нас в программе уже бывали перерожденцы — раза два или три. И вот что всегда удивляло меня в людях, которые… гм, утверждают, будто уже жили раньше: человек никогда не скажет, что трудился в поте лица на бахче во времена Тамерлана — нет, он непременно был самим Тамерланом. Не чистил трубы в Москве в 1775 году, а был не больше, не меньше, как самой Екатериной Великой. Как это получается, что вы, перерожденцы, в прошлой жизни всегда оказывались большими шишками?
Миллер, как и прежде, отреагировал на этот вопрос с неколебимым достоинством и подкупающей искренностью, и Эд решил, что все чокнутые, которые их сейчас слушают, заглотили наживку, как миленькие.
— Я мог бы напомнить вам случай Брайди Мерфи.
— Сдаюсь, — жизнерадостно откликнулся Эд. — Тут вы меня поймали. Друзья, вы наверное помните, как в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году вся страна была заинтригована этой дамой из Колорадо. Впадая в гипнотический транс, она вспоминала прошлое рож. дение, в котором была простой ирландской девчушкой, жившей в восемнадцатом веке.
Телефон зазвонил, и он снял трубку.
— Крошка Эд, — услышал он голос Долли. — Тут профессор Ди, он хочет задать нашему гостю несколько вопросов.
Эд Уандер положил трубку и подал знак Джерри.
— Друзья мои, — сказал он, — мне только что позвонил профессор Варли Ди. Наши постоянные слушатели наверняка помнят профессора — он преподает антропологию в Университете и уже полдюжины раз участвовал в нашей передаче. Профессор — один из величайших скептиков всех времен. Его, друзья мои, на мякине не проведешь. Профессор хотел бы задать нашему уважаемому гостю несколько вопросов, и, если мистер Рейнгольд Миллер не возражает, я переключу наш старый телефонный аппарат так, чтобы все вы могли услышать обоих собеседников. Идет, мистер Миллер?
