Пятница, 17.50, Санкт-Петербург
– Павел, – сказал Петр Володин. – Я ничего не понимаю.
Павел Одинцов, крепче стиснув руль микроавтобуса, неодобрительно посмотрел на мужчину, сидящего рядом с ним.
– Что ты не понимаешь, Петя?
– Ты прощаешь французов, – ответил Петр, теребя жесткие баки, – так почему же ты не можешь простить немцев? Ведь и те и другие вторгались в Россию.
Павел нахмурился:
– Если ты не видишь разницу, Петя, значит, ты полный дурак.
– Это не ответ, – вмешался Иван, один из четверых, сидевших сзади.
– Хоть это и соответствует действительности, – усмехнулся Эдуард, устроившийся рядом с ним, – но Иван прав. Это не ответ.
Павел переключил передачу. Этот отрезок ежедневной получасовой дороги до жилого квартала на проспекте Непокоренных неизменно вызывал у него наибольшую ненависть. Не успев отъехать от Эрмитажа, они уже через пару минут вынуждены были сбрасывать скорость, воткнувшись в вечно забитое машинами узкое горло Дворцовой набережной. Вот и сейчас они застряли в плотном транспортном потоке, а тем временем его политическая Немезида несется на полной скорости.
Павел достал из нагрудного кармана папиросу. Петр щелкнул зажигалкой.
– Спасибо.
– Ты мне так и не ответил, – напомнил Петр.
– Отвечу, – упрямо промолвил Павел, – когда заедем на мост. Я не могу одновременно думать и ругаться.
Павел резко выкрутил руль, перестраиваясь в левый ряд, и всех сидящих в микроавтобусе отбросило в противоположную сторону. Олег и Константин, успевшие заснуть сразу же после того, как сели в машину, встрепенувшись, проснулись.
– Ты слишком нетерпелив, Павел, – заметил Иван. – Зачем тебе так спешить домой? К жене? С каких это пор ты так торопишься возвращаться к ней?
– Очень смешно, – буркнул Павел. По правде сказать, он никуда не торопился. Он спешил удрать от давления, от приближающегося конечного срока, который вот уже несколько месяцев висел над ним дамокловым мечом. И сейчас, когда все уже почти закончено, Павел мечтал только о том, как бы поскорее вернуться на киностудию "Мосфильм", где он разрабатывал компьютерное программное обеспечение для мультипликационных фильмов.
Снова переключив передачу, Павел принялся лавировать в сплошном потоке крошечных "Запорожцев", нещадно тарахтящих своими сорокатрехсильными двигателями, и большими, пятиместными "Волгами". Изредка встречались и иномарки, однако на них ездили только правительственные чиновники и воротилы "черного рынка"; позволить себе подобную роскошь больше не мог никто. Павел и его товарищи были обязаны за этот микроавтобус руководству телестудии. Эта мощная машина швейцарского производства – единственное, чего ему будет недоставать.
"Нет, неправда", – подумал Павел, взглянув на запад, где на противоположном берегу Невы красовалась величественная Петропавловская крепость. Лучи заходящего солнца сверкали на ее высоком, изящном золоченом шпиле.
Он будет скучать по Петербургу. По красоте пламенеющих оранжевых закатов над Финским заливом, по спокойному течению голубых вод Невы, Фонтанки и Екатерингофки, по скромной простоте множества каналов. Хотя водные артерии, опутавшие густой сетью сердце этого древнего города, русской Венеции, до сих пор оставались грязными – наследие многих лет пренебрежения нормами экологии, чем славился коммунистический режим, – по крайней мере, теперь они не были покрыты толстой пленкой зловонных промышленных отходов. Павел подумал о том, что будет скучать по величию рубиново-красного дворца Белосельских-Белозерских на Фонтанке, по позолоте внутреннего убранства Александро-Невской лавры, куда он иногда ходил помолиться, по высоким позолоченным луковкам Екатерининского дворца, по умиротворенным лужайкам и каскадам фонтанов Петродворца, детища Петра Великого. Он будет скучать по изящным белым "Ракетам" на подводных крыльях, скользящим по Неве, подобно кораблям будущего из научно-фантастических романов Станислава Лема, и по могучим боевым кораблям, огромным по сравнению с этими малютками, подходящим к Нахимовскому военно-морскому училищу, расположенному на Аптекарском острове на Неве.
И, разумеется, он будет скучать по несравненному Эрмитажу. Хотя им не разрешалось разгуливать по музею, Павлу всегда удавалось выкроить время и побродить по залам, когда полковник Росский был занят. Даже если кто-то и обращал внимание на то, что он здесь бывает каждый день, считалось, что он является сотрудником Эрмитажа. Никто не придавал этому значения. Кроме того, нельзя поместить человека верующего в окружение таких шедевров, как "Снятие с креста" Рембрандта[1] и «Святые жены у гроба Христа» Карраччи или «Святой Винсент в темнице» работы мастера школы Рибальта Франсиско, любимого полотна Павла, и ждать, что он не будет на них смотреть. Особенно если он ощущает родство с плененным, но полным решимости святым Винсентом.
Но он с радостью расстанется со своими компьютерами, отдохнет от стресса работы без выходных, под бдительным оком полковника Росского. Павлу довелось служить под началом этого ублюдка в Афганистане, и теперь он проклинал судьбу, которая снова свела их на последние полтора года.
