– Добрый вечер, могу я поговорить со Стасей? – раздался в трубке приятный баритон.
– Я вас слушаю.
– Привет, я тебе посылочку привез.
– Из Штатов, что ли?
– Ну да, от твоей мамы.
– Куда приехать?
– Ну вообще-то я и сам могу привезти.
– Супер!
– Говори адрес… Я сказала.
– Завтра утром завезу. Часов в девять. Устроит?
– Ага.
Лёка с утра умотала на работу, а я решила наплевать на школу. Интересно же, что там опять Мамалыга прислала. Я свою родительницу Мамалыгой зову, звания мамы она не заслуживает.
Он пришел в полдесятого. Красивый – ужас, я аж затрепыхалась. А он на меня так внимательно посмотрел и почему-то ухмыльнулся. Я его сразу возненавидела. Он был взрослый, лет двадцати пяти, наверное, или даже больше и на меня смотрел как на писюху зеленую. Скотина…
– Ты Стася?
– Паспорт предъявить?
– Хочешь сказать, что у тебя уже есть паспорт?
– Мне семнадцать лет, если хотите знать!
– О, совсем старуха! На, старуха, держи!
Он протянул мне довольно большую сумку.
– Спасибо.
– А про мать спросить не хочешь?
– Чего спрашивать, и так все известно.
– Злишься на нее?
– А вам-то что?
– Значит, злишься. Впрочем, я отчасти тебя понимаю.
– На фиг вам меня понимать? И мне на фиг ваше понимание?
– У, какая колючка! Ладно, я пошел.
– Всего наилучшего.
– Бывай здорова, Стася. Ах да, я же хотел спросить: Стася – это Анастасия?
– Нет, Станислава.
– Есть такое имя? Вот достал!
– Выходит, есть!
– Ладно, извини, пока!
Да, с именами у нас в семье обстоит круто. Бабка – Леокадия, Мамалыга – Ариадна, я – Станислава. Нехило, да? Хотя мне мое имя нравится. Оригинально. Но не глупо. Не Изабелла какая-нибудь или Клеопатра.
В дверь опять позвонили.
– Кто?
– Панна Стася, я забыл тебе еще конверт отдать.
Панна Стася! Меня как что-то стукнуло изнутри, даже живот заболел.
– Вот держи.
– Спасибо. А вас как звать?
– Меня? – почему-то здорово удивился он.
– Ну да, кого же еще!
– Игорь, а что?
– Ничего, просто спросила. Идиот он, что ли?
– Ну пока, панна Стася.
– А вы что, там живете, в Штатах?
– Живу.
– А… ее откуда знаете? – Я кивнула на сумку.
– Ариадну? Мы с ней в одном бизнесе крутимся. У тебя, кстати, красивая мама.
Я поперхнулась, закашлялась. А он засмеялся, да так, что у меня опять живот заболел.
– Ладно, я пошел. Там, между прочим, приглашение. – Он показал на конверт.
– Опять? Ей не надоело?
– Выходит, не надоело. А ты дура!
– Это почему?
– Разве кисло посмотреть Америку? Знаешь, какая красота у нас в Калифорнии? Ну пока!
Он ушел. А я, конечно, прибалдела от него, от этого Игоря. Вообще-то я уже была влюблена в другого Игоря, из параллельного класса, с красивой фамилией Марвич. Но рядом с американским Игорем он сразу как-то скукожился и показался мне обычным сопляком-задавакой. Этот взрослый, мужчина, он крутится в каком-то там бизнесе, в Америке, в штате Калифорния.
– Ты что, в школе не была? – удивилась Лёка.
– Не-а.
– Можно узнать почему?
– Можно. Мамалыга опять шмотки прислала.
Лёка только брови подняла.
– А письма нет?
– Есть. И приглашение.
– И ты опять его порвала?
– Не-а.
– Что это с тобой?
– Да я вот подумала… Может, стоит поехать?
– Стаська, ты издеваешься над бабкой?
– Даже не собираюсь. Она приглашение на двоих прислала, махнем?
Мать уехала в Штаты, когда мне было шесть лет. И ни разу не приезжала, только посылала тряпки и изредка деньги. Звонила регулярно, плакала в трубку, канючила, что скучает, мучается и все такое, но… А лет пять назад стала дважды в год приглашения присылать. Но я их рвала на фиг. Больно мне надо! Я обиделась на нее раз и навсегда. Чем шмотки дерьмовые посылать, могла бы хоть разок приехать. Но у нее всегда находилась тысяча причин, по которым она вот именно сейчас никак не могла себе позволить… И лет в двенадцать я решила – все, хватит, нет у меня матери и не надо. Мне и с Лёкой хорошо. Тут я точно знаю – Лёка любит меня и за себя и за мать. И Гера мне тоже за деда и за папашу, которого я и не видела никогда. Я стала называть ее Мамалыгой. Отвратительная пресная каша. Если в нее добавить кусочек сыра сулугуни, проглотить можно. В качестве сыра были посылки со шмотьем. По телефону я с ней разговаривала еле-еле, думала, ее проймет, она все бросит и приедет, а потом поняла – ничто ее не проймет. Ну и ладно. Между прочим, Лёка тоже обиделась. Но Мамалыга ей все же дочь и она от меня эту обиду скрывает. Но я знаю…
…Обычно я Мамалыгиных писем не читаю, очень нужно! Читает Лёка. Иногда комментирует, иногда требует, чтобы я прочла. А зачем? Там всегда одно и то же: «Дорогие, любимые, простите, жить без вас не могу…» Жить она без нас не может, видали? Это она без мужиков своих жить не может. То у нее Артур какой-то был, то Джон, а то и вовсе японец. В последнее время русский эмигрант завелся, Игорь…
Когда я завалилась спать, на тумбочке письмо увидела. Значит, Лёка хочет, чтобы я его прочла.
«Солнышко мое единственное, если бы ты знала, как я тоскую, как мне стыдно и больно, что ты без меня растешь, да что там, выросла уже и влюбилась, наверное, когда ж и влюбляться, если не в семнадцать лет. Мне вот уж тридцать семь, а я все еще жду настоящей любви…»
Мне стало тошно, я это читать не хочу. Пусть ждет своей любви хоть до гроба. Дура она совсем, что ли? Я скомкала письмо и зашвырнула на шкаф. Пускай пылится до генеральной уборки. К черту, не желаю я никакой любви. Ничего в ней нет хорошего. Никто не знает, но я один раз переспала с парнем. Гадость! И девчонки все врут, что это кайф. Со всех сторон гадость!
![Газонокосильщик [сборник]](/storage/book-covers/70/700e2bc8de041482c6eb22b3afbfd6c0123d1aa7.jpg)
