Зависть

Галеты, сардины и маринады составляли его меню, лишь изредка дополняемое твердым сыром и зеленью. Лучшей еды и придумать было нельзя.

Так считал Хатч Уокер, и ничто в мире не могло бы его разубедить.

В тот вечер он сидел на веранде своей конторы по прокату яхт и катеров, жевал галету и, прищурившись, всматривался в морскую даль, пытаясь разглядеть на горизонте вспышки молний.

Вспышки молний означали шторм. Правда, погода на побережье стояла по-прежнему тихая, но Хатч знал — шторм где-то там, за горизонтом. Пока он только собирается с силами, но пройдет совсем немного времени, и шквалистый ветер погонит к суше напитавшиеся влагой облака.

Но здесь, в гавани, было по-прежнему спокойно. Тонкий серпик луны висел в небе, опрокинувшись на спину и выставив вверх остренькие рожки, крупные звезды соперничали с огнями мигающих неоновых реклам на берегу, но Хатча обмануть было трудно. Перемену погоды он чувствовал безошибочно, и ни один барометр был ему не указ. Шторм Хатч мог предсказать задолго до того, как на горизонте появлялись первые тучи и упругий ветер начинал надувать паруса яхт и катамаранов. Обычно его прогнозы сбывались в девяноста пяти случаях из ста, но сейчас Хатч был абсолютно уверен, что буря начнется еще до наступления утра.

Коричневые от никотина зубы Хатча с хрустом впились в огурец. Рот его наполнился приятным вкусом рассола, и Хатч, откусив кусочек сыра, блаженно улыбнулся. Хатч не понимал людей, питавшихся в ресторанах и выкладывавших колоссальные деньги за крошечные порции того или сего, когда они могли есть так, как он, — вкусно, обильно, дешево.

Конечно, те, кто ходил по ресторанам, платили не столько за еду, сколько за все, что этим походам сопутствовало, — за парковку машин, чистые тарелки, крахмальные скатерти, смазливые морды официантов и за многое другое. Но больше всего денег им приходилось тратить, конечно, на блюда под заумными французскими названиями, а на самом деле это были всего лишь зажаренное в тесте филе тунца, яблочный пирог, салат из мидий или суп с креветками. Хатч Уокер сталкивался с такой картиной буквально во всех портах мира, а в последнее время эта глупая мода докатилась даже до Ки-Уэста; с недавних пор все рыбные блюда в городе стали называться на французский манер, над чем Хатч не уставал потешаться.

Воскресный день клонился к вечеру, улицы Ки-Уэста опустели, да и туристский сезон шел на убыль. «Благодарю тебя, господи, за твои маленькие милости!» — подумал по этому поводу Хатч и, глотнув из жестянки «Пепси», громко рыгнул, выразив этим свое презрение ко всем туристам вообще и в особенности — к бездельникам-северянам, наводнявшим Ки-Уэст с ранней весны до начала осенних штормов. Каждый год они приезжали сюда тысячами, мазали друг друга вонючим кремом для загара, щелкали фотоаппаратами, жужжали видеокамерами и визгливо кричали на своих слюнявых отпрысков, которым мороженое и чудеса Диснейленда в Орландо были куда понятнее и ближе, чем самый красивый морской закат в мире.

К дуракам, которые как проклятые вкалывали одиннадцать с половиной месяцев в году, чтобы потом провести у моря две жалких недели, Хатч не испытывал ничего, кроме презрения. В эти отпускные недели они ухитрялись выложиться так, как не выкладывались за целый год, и все лишь для того, чтобы потом иметь возможность похвастаться, будто они «прекрасно провели время». А смешнее всего было то, что ради этого отдыхающие готовы были платить любые деньги.

К несчастью, единственное обстоятельство, мешавшее Хатчу чувствовать свое полное превосходство над этим странным народом, заключалось в том, что его собственное благосостояние зависело именно от туристов. И для него это была серьезная моральная проблема. Ежегодное туристское вторжение было ему неприятно, даже отвратительно, но без него Хатчу было бы нечем зарабатывать себе на жизнь.

Да, как ни печально, но предприятие Уокера «Морские прогулки и рыбалка» существовало исключительно за счет туристов. Это Уокер обеспечивал их аквалангами и другим спортивным инвентарем, это он давал им напрокат моторные яхты и катера, это он возил их на морскую рыбалку, чтобы каждый выложивший денежки турист имел возможность запечатлеть свою обожженную солнцем харю рядом с только что пойманным благородным тунцом, который зачастую выглядел так, словно это соседство оскорбляло его куда больше, чем сам факт поимки.

Сегодня дела Уокера шли не особенно хорошо, зато на побережье было тихо и спокойно. Это было неплохо, совсем неплохо, особенно по сравнению с жизнью на борту торгового судна, где в каютах было тесно, душно и грязно, а уединения не существовало в принципе. В свое время Хатч нахлебался такой жизни досыта, и возвращаться к ней у него не было никакого желания. Нет, дайте Хатчу Уокеру возможность немного посидеть в тишине, и он будет совершенно счастлив!..

Вода в заливе была неподвижна, как в деревенском пруду, и отражения береговых огней на ее черной поверхности почти не дрожали. Никаких звуков тоже не было слышно — лишь изредка поскрипывала мачта на одной из стоящих у причала яхт, приглушенно звонил телефон, да из ночного клуба доносились обрывки музыки, но они не мешали Хатчу. Ему нравились такие спокойные дни, пусть даже это означало, что он ничего не заработает. По его глубокому убеждению, тишину нельзя было купить ни за какие деньги, а раз так, следовало особенно дорожить тем, что достается даром.