Затмить Земфиру

Мы сидим с Маней в ленкомовском «Траме» и занимаемся черт-те чем: она с пытливостью юнната смотрит по видику «Операцию „Ы“, мне изрядно надоевшую, я же кадрю официантку Катю – девушку с обгрызенными ногтями. (Мне кажется, Катя шизофреничка. Я встречал нескольких особей женского пола с такими ногтями, и все они оказывались шизофреничками.) Официантка в легком шоке от моих цепляний и, видимо, принимает нас за извращенцев. „Симпатичная пара ищет красотку без комплексов“ и т. п. Что касается Мани, то она, возможно, была бы и не против. Она у нас „би“.

Но сейчас ей не до моих козлиных игрищ. Вся растворилась в «Наваждении» – второй новелле «Операции», про студентов. Есть чем поживиться: Шурик, невольно выдающий себя за однокурсницу Лиды, ее деловое «расстегни», редкая для того времени обнаженка, совместное возлежание на диване.

– Жаль, что убрали подружку, – говорит Маня то, что от нее и следует ожидать. – Сейчас бы фильм смотрелся гораздо концептуальнее.

Когда зашуганная Катя приносит сырокопченую оленину в клюквенном соусе, мне так и хочется крикнуть на весь ресторан: «Да, Маня, против природы не попрешь! Твоя драгоценная Настя – тот самый персонаж, который тебе необходимо воспевать!» (Маня у нас собирается стать звездой, так сказать, «затмить Земфиру».) Но мне жаль неустойчивую психику Кати, да и скандал в публичном месте – моветон. К черту. К тому же сводить все наши проблемы к одной бисексуальности – неглубокая мысль.

...А ведь поначалу я ухлестывал за Маниной двоюродной сестрой Ксюхой, Маню я тогда не знал. До родов Ксюха была прелестна. Вылитая «Обнаженная Маха» [1] . Округлые формы, порнографический взгляд, но и утонченность и образованность герцогини Альба [2] . Такой девушкой можно было гордиться, и мне действительно завидовали друзья. Кто знал, что у Ксюхи есть тайный порок.

Однажды после спектакля в Театре Ермоловой мы основательно надрались в мексиканском ресторанчике (Ксюха учила меня пить текилу, и я слизывал соль с ее запястий, шейки, верхней губы), сели в такси, но напротив своего дома «Маха» вдруг заартачилась: мол, хочу сегодня спать одна. Впервые видел ее в таком неадекватном состоянии. «Мой долг довести тебя до двери», – твердо сказал я. Ксюха фыркнула, выскочила из машины. Я с полминуты подождал, затем вышел за ней, но валил густой, как сметана, снег, и я потерял девушку в метели. Домофон не отвечал. Пришлось ретироваться. В течение нескольких дней я то и дело набирал Ксюхин номер. В трубке рыдал, завывал, что-то пьяно шептал ее аварийный голос. Я тогда не злоупотреблял, поэтому «Маха» показалась мне просто чудовищем.

Года два мы не виделись. Потом Ксюха объявилась. Она уже поскучала в замужестве, родила Сонечку, развелась. «Быстро», – пробормотал я. Не пила. Это она как-то особенно, интонацией, подчеркнула, будто все два года между нами не прекращалась некая невидимая связь и я без устали думал и беспокоился о ней, скрывшейся в текиловой метели. Но, как часто бывает в жизни, в момент воскрешения Ксюхи я действительно закисал в одиночестве. Сердце мое (и все остальное) жаждало любви. Как говорил Папанов, было «достаточно одной таблэтки...»

Мы договорились встретиться и посетили чайную церемонию в «Китайском летчике». Размеренный безалкогольный обряд символизировал наше обоюдное покаяние и очищение. Обновленные, пропотевшие, мы поехали домой к Ксюхе. Там я впервые и встретил Маню, нянчившуюся с Сонечкой.

...Я на минуту обрываю воспоминания. Показывают клевый эпизод из «Операции „Ы“, где дурачится с распухшим тестом и Шуриком девчушка из колыбели. Помнится, я даже втюрился в нее в детсадовском возрасте.

– О, моя первая любовь! – ору я на весь «Трам», и Катя, пробегающая мимо, еле удерживает на весу поднос с шампанским.

– Да ты извращенец, – улыбается Маня.

– «Меня царицей соблазняли! Но не поддался я, клянусь!» – отшучиваюсь я очередной цитатой.

Интересно, что с самого начала весь наш с Маней роман (или «небесная история», как я иногда говорю) сопровождался цитатами из Гайдая. Я был на них с детства помешан, а на заре «истории» как раз взялся за статью о второстепенных персонажах некоторых гайдаевских комедий. Но меня интересовали не просто эпизодические проходимцы, а люди с культовыми цитатами. (Таковых было немного, тем более ориентировался я на актеров малоизвестных.)

Первым делом я позвонил Нине Павловне Гребешковой, вдове Гайдая. Сформулировал идею. Пауза была красноречивой, и мне пришлось убеждать Нину Павловну, что я вовсе не сумасшедший, хотя понимаю, конечно, сколько шизиков беспокоит ее, и в особенности сейчас, ранней весной, в период обострений.

– Прекрасно, прекрасно, – вымолвила наконец Гребешкова. – И о каких фильмах идет речь?

Я перечислил: «Операция „Ы“, „Кавказская пленница“, „Бриллиантовая рука“, „Иван Васильевич меняет профессию“.

– А не хотите еще взять «Не может быть!»? – неожиданно предложила вдова Гайдая, будто спелую грушу на базаре. – По рассказам Зощенко. Мне этот фильм очень нравится.

Я замялся:

– Понимаете, Нина Павловна, картины тоже должны быть культовыми, знаковыми. Раздерганными на цитаты.