За прошедшие четыре года я провёл психологическое исследование целью расширить наше понимание одного из удивительных аспектов человеческой натуры — застенчивости. Как педагог и как отец я давно почувствовал, какое сковывающее действие застенчивость оказывает на детей и подростков. Но потребовалось несколько любопытных событий, дабы побудить меня как учёного заняться систематическим анализом застенчивости.
Однажды перед большой аудиторией в Стэнфордском университете я читал лекцию о том, как под влиянием определённой социальной ситуации резко меняются наши мысли, чувства и поведение. В качестве иллюстрации я описал недавно проведённый эксперимент, в котором испытуемые-студенты играли роли надзирателей и заключённых в инсценированных тюремных условиях. Для участия в эксперименте были отобраны люди с нормальными показателями по всем предъявленным им психологическим тестам, однако, проведя всего несколько дней «в тюрьме», они начали вести себя странным, ненормальным образом.
«Надзиратели», поначалу просто властные, стали относиться к своим «заключённым» жестоко, порой садистски. «Заключённые» реагировали на эту демонстрацию власти дезорганизацией поведения, ощущением беспомощности и в конце концов — тупой покорностью всем требованиям. Эксперимент, рассчитанный на 2 недели, пришлось прервать уже через 6 дней из-за происшедшей в «тюремных» условиях драматической перемены в личности и моральных ценностях испытуемых.
Как же стало возможным, что эти люди, распределив роли «надзирателей» и «заключённых» подбрасыванием монетки, так легко вжились в них? Их к этому никто не готовил. Но что значит быть надзирателем или заключённым — они уже в какой-то мере знали, основываясь на опыте разнообразных проявлений властности и несправедливости в семье, в школе, а также из средств массовой информации. Надзиратели поддерживают свою власть, требуя соблюдения правил, которые главным образом ограничивают свободу действий. Этими правилами определено всё, что можно захотеть, но не позволено сделать, а также всё, что необходимо делать вопреки желанию. На такого рода принуждение заключённые могут реагировать либо бунтом, либо покорностью. Бунт влечёт за собой наказание, так что большинство сдаётся и делает всё, что от них ожидает стража.
Обсуждая со своими студентами психический склад надзирателей и заключённых, я провёл параллели между их взаимоотношениями и подобного рода зависимостью у мужей и жён, родителей и детей, педагогов и учащихся, докторов и пациентов и т. д. Я спросил: «А можете ли вы представить эти два психологических типа уживающимися в одной голове, два способа мышления присущими одному человеку?» Яркий пример тому — очень застенчивый человек.
Я продолжал: «Встречаются люди, которые имеют некоторую потребность и знают, как её удовлетворить, однако воздерживаются от того, чтобы предпринять действие. Они отправляются на танцы, умея танцевать, но что-то внутри мешает им пригласить кого-нибудь на танец или принять такое приглашение. Аналогично встречаются учащиеся, которые знают нужный ответ и хотели бы произвести хорошее впечатление на учителя, но что-то мешает им поднять руку и заставляет прикусить язык. Они воздерживаются от действий, потому что слышат голос внутреннего надзирателя: «Здесь не место так себя вести; ты неуклюж; над тобой будут смеяться; я не позволяю тебе быть самим собой, приказываю не поднимать руку, не танцевать, не петь, вообще никак не проявлять себя; ты будешь в безопасности, только если тебя никто не увидит и не услышит». И внутренний заключённый отказывается от риска, с которым связано спонтанное поведение, и тихо подчиняется».
После занятия ко мне подошли двое студентов, чтобы получить дополнительную информацию в связи с их «проблемой». Проблема заключалась в их столь болезненной застенчивости, что оба большую часть своей жизни проводили, стараясь избегать неловких ситуаций. Мы вместе задумались, насколько необычно было их поведение и вообще в какой степени застенчивость распространена среди молодёжи. Я мог быть заинтересованным слушателем, но увы, не был искушён по части примеров, последствий и «лечения» застенчивости. Следуя лучшим академическим традициям, я порекомендовал им пойти в библиотеку и выяснить, что же известно о застенчивости.
Тем временем распространился слух, что я веду неформальные обсуждения проблемы застенчивости, и вскоре набралась уже дюжина студентов, образовавших регулярный семинар по психологии застенчивости. Поначалу, правда, это был самый необычный семинар, который мне когда-либо доводилось вести. Двенадцать застенчивых людей не склонны к живой дискуссии, за исключением тех случаев, когда разговор переносится на главную для них тему — тему, в которой они специалисты, — их собственную застенчивость.
Покончив с обсуждением личного опыта, мы стали выяснять, что же известно науке о застенчивости, и, к общему удивлению, обнаружили, что исследований такого рода очень мало. Имелось несколько работ, в которых застенчивость рассматривалась как личностная черта, а также изучались различные проявления застенчивости — смущение, прятанье лица, страх публичных выступлений, речевые затруднения и т. д., однако отсутствовали систематические исследования, непосредственно направленные на изучение динамики застенчивости. Нам требовалось исследование того, что застенчивость значит для самого застенчивого человека, для тех, кто с ним сталкивается, для общества в целом. Имея эту цель, наша группа подготовила опросник, который требовал от людей ответа, считают они себя застенчивыми или нет. Другие вопросы касались мыслей, чувств, действий и физических симптомов, связанных с застенчивостью. Мы также старались выявить типы людей и ситуаций, которые повергают в застенчивость тех, кто отвечал на наши вопросы. Первоначальный вариант опросника был опробован примерно на 400 студентах, а затем тщательно переработан с целью повышения его эффективности.