Как-то Анатолий Иоффе сказал:
– Фельетонисты иногда бьют невинных людей.
Фраза прозвучала категорично, и я принял ее на свой счет. Я работал
тогда в газете «Вечерний Новосибирск», писал преимущественно фельетоны,
к тому же и разговаривали мы в редакции, после опубликования очередного
моего критического материала.
– Случаются, конечно, ошибки, – не очень охотно согласился я. – Но все
зависит от добросовестности автора. – (Сам-то я верил, что поступаю
всегда добросовестно).
Он глянул на меня быстро, понял, наверное, как я истолковал его слова и
улыбнулся:
– Не всегда. Может ударить невинного и самый добросовестный журналист.
Просто, понимаешь, есть нездоровые люди. Вот тебе пример: человек пишет
кляузы во все возможные инстанции – на соседей, продавцов там,
домоуправление, сослуживцев… Его выводят в фельетоне как злопыхателя,
очернителя, а он просто-напросто болен, у него это маниакальное. Любой
опытный психиатр приведет тебе сколько угодно подобных случаев. – И он,
помолчав, закончил: – Со словом надо обходиться крайне осторожно.
Этот мимолетный разговор припомнился мне через несколько лет, в 1965
году, когда вышла книга Иоффе «Записки врача-гипнотизера». Я понял, что
размышления его о силе слова и об ответственности людей, слово
произносящих, а в особенности пишущих, – глубоки, прочувствованы и
подкреплены богатым профессиональным опытом.
«…Человеку в иной ситуации достаточно бывает слова, чтобы заболеть…»
«…Страшнее удара кастета бывает слово…» «…От слова можно сойти с ума,
умереть и от нескольких слов можно стать счастливейшим человеком на
свете…»
Вот что я прочел в этой книге в главе «Осторожно! Слово!»
И еще:
«С черствостью, моральной тупостью надо бороться так же, как борются у
нас с уличным травматизмом и хулиганством. Травма души – опасная вещь.
Бюрократ – это хулиган наизнанку…»
Я знал Анатолия Иоффе много лет, мы были дружны, исходили вместе немало
троп на Алтае и в Крыму, переговорили, образно выражаясь, обо всем на
свете – и потому я могу утверждать с полной уверенностью: в приведенных
выше словах Иоффе сформулировал свое кредо. Кредо гражданина, врача,
литератора.
Черствость, тупость, равнодушие, хамство, бюрократизм и носителей всех
этих малоприятных качеств, людей, которым, по собственному его
выражению, «медведь на душу наступил», он ненавидел яростно. «Они
заслуживают сурового наказания, – писал он в тех же «Записках
гипнотизера», – к сожалению, не предусмотренного нашим уголовным
кодексом».
Да, к сожалению, нельзя привлечь к уголовной ответственности
профсоюзного руководителя, грубо отказавшего в путевке на курорт явно
больному человеку; продавщицу, которая рявкает на покупателя: «Протри
очки – не видишь ценник!»; шутников, что, как в пьесе А. Вампилова
«Утиная охота», присылают своему живому приятелю траурный венок на
собственные его похороны…
Против всех этих «творцов мелких подлостей» у Иоффе было одно оружие –
все то же слово. Потому, наверное, он и избрал в литературе цех, на
дверях которого написано: «Юмор и Сатира».
Но слово, особенно слово сатирика, – материал взрывчатый. Иоффе
прекрасно понимал это, и врач, психолог постоянно смирял в нем сатирика.
Его юмор мягок, сдержан, не бичующий, а врачующий. Хочу быть правильно
понятым. Автор этого предисловия сам отдал много лет служению сатире и
потому вовсе не собирается призывать своих коллег к разоружению. Более
того, автор считает, что «ювеналов бич» рано еще списывать в архив.
Просто речь идет об индивидуальных качествах сатирика. Иоффе, о его
мироощущении, его приемах, его манере. Так вот, его отличала мягкость.
Некто Футорянский скупает пластинки с классической музыкой и денно и
нощно крутит их, чтобы отравить жизнь соседу, не выносящему классики.
Утонченное изуверство – не правда ли?
Головотяпы в курортном управлении, перепутав, выдают путевки
гипертоникам, неврастеникам, астматикам и пр. в высокогорный спортивный
лагерь.
Администраторша гостиницы, рассвирипев на командированного за то лишь,
что он позволил себе независимый тон в разговоре с ней, начинает
отказывать в местах всем без разбора.
И так далее, и тому подобное – целая галерея подхалимов, глупцов,
держиморд, перестраховщиков, прохиндеев.
«Не знаю, что бы я делал с такими людьми!» – это восклицает
Иоффе-гражданин в цитировавшейся уже книге.
Но вот Иоффе-литератор берет в руки перо. Люди эти, или, как выражался
один из персонажей, «нелюди» – перед ним. Они полностью в его власти. И
что же он делает с ними? Он мягко, изящно, я бы даже сказал,
сочувственно, высмеивает их. Несчастный Футорянский, оказывается, и сам
терпеть не может классической музыки, но у него, видите ли, «кость
крепкая». Жертвы головотяпства работников курортного управления
возвращаются из спортивного лагеря поздоровевшими и довольными.
Командированный все же попадает в гостиницу (при помощи мифической брони
профессора Варнакова), и ему «устраивают» такой королевский номер, что
жена потом вынуждена «выкупать» его.
Нет, Иоффе не сменяет гнев на милость. Мягкость его подчас убийственна.
Но все же убивает он пороки, оставляя носителям их надежду на
выздоровление. Врач Иоффе, очевидно, не мог поступить иначе: Гиппократов
завет медикам «не вреди» и здесь водил рукой автора.