Альдо Пазетти
ЗАКОН НЕ ОБОЙТИ
В дверь постучал маленький, худенький человек с картонной папкой под мышкой. От этого слабого толчка гнилая, источенная мышами, хлипкая дверь мгновенно подалась. В двери не было ни замка, ни даже щеколды. Эту смехотворную заслонку, казалось, поставили только затем, чтобы в щелях ее завывал ветер.
Во время одного из самых страшных в истории человечества наводнений три четверти зданий рухнули как карточный домик. Могучий поток грязи унес в море одежду, запасы продовольствия, скот и великое множество всякого добра. Город будто вымер. Население, оплакав свои потери, укрылось в чудом уцелевших домах и церквах.
И вот человечек вошел в древний, полуразвалившийся, давным-давно заброшенный монастырь. Теперь его заполонили те, кто выжили после наводнения и не нашли прибежища в городе. В каждой келье поселилось по семье. С потолка свисала паутина, постепенно обволакивая и стены.
— Синьор Карло Брамбилла, профессор Альфредо Козими! — сурово выкрикнул человечек.
Из келий показались два сонных беженца. Профессор был высокий и совершенно лысый, а Карло Брамбилла — приземистый, коренастый, с узеньким лобиком и нечесаной бородой.
— Я налоговый агент, — сухо представился вошедший и достал из папки какие-то бумаги, испещренные формулами и таблицами.
— Тут живут бедняки, — робко прошептал Брамбилла.
— Какие с нас можно взять налоги? — поддержал его профессор Козими.
— Бедные или не бедные, это мы еще проверим, — ответил налоговый агент, сурово оглядев профессора из-под очков. — Вы, насколько мне известно, профессор.
— Я преподаю в лицее…
— Чтобы стать профессором, надо долго учиться, а для учебы нужны деньги.
— Но ведь столько лет прошло… — в растерянности пробормотал Козими.
— А я вот малограмотный! — с торжеством в голосе воскликнул Брамбилла. — Уже в девять лет окурки собирал. С грехом пополам умею читать и писать.
Налоговый агент сосредоточенно делал пометки в реестровой книге: почерк у него был изящный, с завитками, явно составлявшими предмет его гордости. Время от времени он прерывался и окидывал взглядом страницу, как художник, любующийся своим творением. Может, он и в самом деле творил.
— Ваша профессия? — спросил человечек у Брамбиллы.
— Какая там профессия, шеф! — запротестовал Брамбилла, дрыгая ногами, как обезьяна, у которой отнимают банан. — У меня ремесло, и, поверьте, собачье ремесло! Вот профессор Козими не даст соврать: он каждое утро слышит, как я в четыре ухожу. Сам-то он встает в восемь. А я картошкой торгую.
Козими был как на иголках и хотел уже уточнить: «Не только картошкой». Но тут налоговый агент резко повернулся к нему и тоном сурового судьи спросил:
— Так вы, значит, встаете в восемь?
— Занятия в лицее начинаются в девять утра… И потом, вечером я засиживаюсь допоздна.
— При нынешних-то ценах на свечи такое немногим доступно, — с иронией заметил чиновник, снова записывая что-то в свой «кондуит».
— Я проверяю тетради своих учеников…
— Ладно, ладно, — оборвал его налоговый агент. — Учтите только — закон не обойти. Мне все ясно. Но я должен еще провести досмотр.
Профессор, бледный как полотно, посторонился, пропуская новоявленного цербера. А тот бдительным оком оглядел обе кельи — Брамбиллы и профессора.
В обеих обстановка была поистине убогая. Соломенный тюфяк, облупленный таз, вместо стульев грубо сколоченные ящики.
— Так у вас и ковер есть, — обратился к профессору налоговый агент.
— Это половик, — робко возразил Козими, — ноги вытирать.
— Возможно. Но у синьора Брамбиллы его нет, — заявил налоговый агент тоном, не допускающим возражений, и вновь сделал запись в книге.
Козими еле удержался, чтобы не крикнуть: «Посмотрите, посмотрите, что у Брамбиллы под тюфяком!» Однако счел за лучшее промолчать. Продавец картофеля заискивающе улыбнулся господину чиновнику, жуя черствую корку.
Внезапно налоговый агент поднял свои круглые, как у сыскного пса, глазищи к потолку и ткнул пальцем вверх так, словно уличил профессора в укрытии краденого добра. На штукатурке проступили налеты сырости, местами она вздулась, напоминая облако. Одни узоры складывались в четкий рисунок, другие были расплывчаты, словно причудливые видения.
— Вот отпечатки ваших снов! — грозно провозгласил чиновник налогового ведомства. — Закон не обойти!
С неожиданным проворством он выскочил в келью Брамбиллы.
— Ага, и здесь тоже! — торжествующе воскликнул он, показывая на потолок.
Потом вынул из папки какой-то приборчик, очень похожий на фотоаппарат, один раз щелкнул со вспышкой в келье Брамбиллы, второй — у Козими. Затем, весьма довольный собой, направился к двери.
— Сны у меня, поверьте, самые невинные, — умоляюще произнес профессор.
— Проверим в архиве, — отрезал налоговый агент и скрылся за хлипкой дверью.
Спустя три дня он вернулся. Ни слова не говоря, вручил Козими и Брамбилле листки бумаги — белый и желтый. Хитро улыбнулся продавцу картофеля, пялившему на него свои бараньи глаза.
Белый лист гласил:
«Брамбилла Карло, продавец клубнеплодов, имуществом не владеет, занимается тяжелым физическим трудом. Отпечатки снов категории В-2; сны нехитрые — о бутылях вина, о жирной колбасе, чесноке и растительном масле. А еще о грошовых безделушках и вульгарных женщинах. От налогов освобождается».
![Ящер-3 [Hot & sweaty rex]](/storage/book-covers/f3/f336c586979e709147cb72ddb47dd72186f69038.jpg)
