На исходе ночи 24 августа, в тот самый час, когда войско Алариха входило в Город через Соляные ворота, открытые рабами по приказу одной из знатнейших римских аристократок[1] — далеко на юго-восточной окраине империи уже рассвело.
Реконструкция позднеримской крепости Наг эль-Хагар в Верхнем Египте (предположительно Презентия, временная резиденция дукса Фиваиды) [Karelin 2011]
Реконструкция позднеримской крепости Наг эль-Хагар в Верхнем Египте (предположительно Презентия, временная резиденция дукса Фиваиды) [Karelin 2011]
Внутренний двор принципия Первого Валентинианова легиона[2] — квадрат портиков из жёлтого известняка — ещё тонул в лиловой тени. Стояла прохлада. Начинался приёмный день у дукса Фиваиды — командующего римскими войсками на южной границе Египта. По углам и портикам переминались в очереди военные и гражданские — просители, жалобщики, искатели милостей и профессиональные ходатаи.
Гражданских было немного, и только арабы и греки[3] — ни одного египтянина. По египетскому календарю начинались эпагомены, вставные пять дней между концом старого и началом нового 360-дневного года. Несчастливый тринадцатый недомесяц, когда египтянин даже из дома побоится нос высунуть, а не то что вступить в отношения с такой грозной, непредсказуемой стихией, как римское начальство.
Высокая аркада отделяла двор от полуоткрытого сводчатого зала базилики. Под сводами возвышался трибунал, как театральная сцена, а в кресле посреди трибунала восседал дукс Фиваиды, муж славный Флавий Секундин[4]. Седой и грузный, он сидел с прямой спиной и каменным лицом, стараясь выглядеть монументально, широко расставив ноги в белых брюках и кавалерийских остроносых сапогах. Из-под красного плаща, застёгнутого фибулой на плече, торчала рукоять меча в ножнах на широком воинском поясе из тиснёной кожи. Белую тунику украшали две вертикальные полосы златотканого узора из розеток и свастик. На шее наградная гривна сверкала золотом.[5]
Слева и справа от дукса на трибунале выстроились воины его свиты, офицеры легиона, чиновники канцелярии. За ними возвышались на частоколе шестов значки центурий, драконы когорт и в центре, выше всех — орёл легиона. Ещё выше на стене, под самым карнизом свода, нависали доски с портретами августов во весь рост, в порфирах и золотых венках: западный император Гонорий и восточный, восьмилетний мальчик Феодосий.
Внизу перед трибуналом стоял почётный гость — посол одного из нубийских царьков. Высокий, темнокожий, в белой хламиде с красной каймой, в облегающей шапочке, обвязанной златотканой лентой[6], он торжественно вздымал золочёный посольский жезл и декламировал по-гречески:
— …Мой госбодин[7] Данокве[8], василиск нубадов и всех эфиобов, лев Нижней страны и медведь Верхней страны[9], босылает великому василевсу Феодосию и тебе, бобедоносный стратилат…
В очереди хихикали над его акцентом. Но дукс и его свита, конечно, хранили подобающую невозмутимость.
Воины посла, суроволицые татуированные нубийцы-копейщики в полосатых юбках и кожаных шлемах, со щитами из дублёных коровьих кож, выстроились двумя рядами вокруг подарков. Здесь лежали алебастровые вазы с благовониями, слоновьи бивни, страусовые перья, леопардовые шкуры, и стояли две рабыни — молоденькие девушки с кожей гораздо чернее, чем у нубийцев, с волосами, заплетёнными в мелкие косички, с медными кольцами в губах. Из одежды на них были только ручные и ножные браслеты из раковин каури. Но девушки держались безо всякого смущения и оглядывали толпу с таким видом, будто уже сейчас были любимыми наложницами дукса и держали в руках всю провинцию.
— …Вот каково желание моего госбодина Данокве: да бребудет вовеки мир между ромеями и нубадами! — продолжал посол. — Да будут ваши друзья нашими друзьями, а наши друзья вашими друзьями, а ваши враги нашими врагами, а наши враги…
Похоже, речь намечалась долгая.
Маркиан, молодой императорский гвардеец[10], прикомандированный к свите Секундина[11], обладатель роскошного щита, крашеного пурпуром, с золочёной розеткой на умбоне и золочёными крылатыми Победами, чуть наклонился вправо и оперся на копьё. Не поворачивая головы, одними губами спросил у соседа по строю Фригерида, рыжего пышноусого герула из личной охраны дукса:
— Как думаешь, они близняшки?
— А пёс их чёрные морды разберёт, — Фригерид тоже стоял как каменный и едва разжимал губы. — Для меня они все одинаковы, пока не дойдёт до постели.